— Ладно, так и запишем, — кивнул Сверкалов благодушно.
— Но вообще-то у меня к тебе, Виктор Петрович, тоже есть разговор.
— Какой?
— А такой, как у тебя с Курицыным Фёдором из Лопарёва в прошлом году был и с глинниковскими нынешней весной.
— А-а. Хочешь попытать счастья в частном предпринимательстве! Это, Сёма, большой разговор. Я к нему не готов. У Фёдора хорошо получается, а в Глинниках не очень: двое бычком пало.
— Ну, мне ни лопарёвские, ни глинниковские не указ. Если я за откорм возьмусь — никому со мной не тягаться.
— Не готов я к этому разговору, Сёма.
— Так давай готовиться.
— Давай.
Ну, слава Богу, хоть тут на дыбы не встал председатель.
— Только… сомневаюсь я в тебе, — добавил вдруг Сверкалов.
— Чего это?
— Несерьёзный ты человек… Как тебе доверять?
Размахай нахмурился:
— А как доверял до сих пор?
— Скрепя сердце.
Ну, не собака ли, а? Не собака ли этот Сверкалов?
Видно было, что Семён хотел что-то сказать, но сдержался.
Во все время разговора он ревниво ждал, что вот-вот покажутся его гости, а тут Сверкалов, придется их знакомить да и Витьку заодно приглашать к себе… разговор выйдет не тот. Хотя неплохо бы и похвастать: вот, мол, Размахай и такой, и сякой, а какие гости почтили его!
Кто не мечтал видеть у себя дома Ивана? Да если б он пришел к Сверкалову, председатель на другой же день раззвонил бы по всему району, кто у него был! Но ведь Иван… то есть Роман, конечно… придет не к кому-нибудь, а к нему, Размахаеву Семёну, архиполовскому пастуху, которому, видите ли, не доверяет председатель разваленного колхоза.
Сверкалов встал, отряхнул брюки, сказал на прощанье:
— Что ж, вообще-то тебя понять можно… отчасти. Хорошо тут! Так ты говоришь, эта лужа и есть совесть наша? Нет, не серьезный ты человек, Семён. Занятный, но не серьезный. Сколько ты хотел бы взять бычков на откорм? Сотню? Как я тебе их доверю?.. Ну, ладно, время покажет.
И уже садясь в машину, сказал:
— А у тебя тут, гляди-ка, уточки есть. Слышишь, покрякивают?..
15
Забота снедала Семёна: кажется, гости из-за озера не собирались к нему. Их палаточка по-прежнему светилась оранжевым огоньком — чем это они там освещаются? — и тени неторопливо двигались возле нее. Он побывал дома — как там у Мани? — и опять вышел на крыльцо: ласковая музыка плыла и плыла над водой с той стороны озера. Да еще поздняя кукушечка куковала, на ночь глядя.
Вдруг машина, похожая на божью коровку, совсем неподалёку выбралась из воды на берег, отряхнулась, прибавила ходу и — замерла у Размахаева крыльца. Открыв ее дверцы с двух сторон, будто крылышки, вышли Роман и его подруга.
