— Ладно, ладно, не кипятись, — отступил немного Сверкалов. — Пусть не из-за зависти, но все-таки.
— Виктор Петрович, с ними надо бороться всеми доступными средствами, — убеждал Семён. — Иначе они нас задушат. Нас — это, значит, всех людей, а «они» — это, значит, автомобили и прочие механизмы. И дело не только в том, что у них выхлопные газы, нет! Машины заставляют себе служить, люди рядом с ними перерождаются, становятся рабами… Понимаешь?
Председатель взирал на своего бывшего школьного друга весьма озадаченно: откуда такая ненависть, такая страсть! И с аргументами Размахая спорить как?
— Но ты хоть уважай Уголовный-то Кодекс!
— Я уважаю, — заверил его пастух. — А иначе крестил бы всех этих «жигулят» и «москвичат» оглоблей вдоль и поперек.
— И трактора?
— И трактора тоже.
— А как землю пахать?
— На лошадках.
Вид у Семёна Размахая был столь решителен, что ясно как день: колеса повыдергает, фары выбьет, радиаторы проломит — и не охнет!
— Не-ет, — Сверкалов мотал головой, — я не понимаю: откуда в тебе такая ненависть ко всему передовому и прогрессивному?
— Чего тут не понять! Сам посуди: стадо пройдет — на этом месте потом цветы цветут; а твоя техника след оставит — как по живому телу ржавой щеткой или головешкой горячей.
— Ну, не всегда так, Сёма.
— А что твой Сторожок творит у нас в Архиполовке? Вокруг деревни на полях, а? По лугу едет — обязательно надо дерновину дыбом всколготить. Мимо дерева едет — обязательно надо задеть, если не повалить, то кору содрать. В лес за дровами отправится — молодые сосенки да ёлочки затопчет гусеницами. Это — человек?
— Сторожков — передовой механизатор, не тебе чета. Технику любит, работает от зари до зари, безотказен.
— А ты такой же передовой председатель колхоза, так что вы — два сапога, и оба на одну ногу. Нечего с тобой и толковать.
Далее последовало у них краткое, но напористое объяснение, после чего Сверкалов загородку, которая вроде шлагбаума, повалил и поперечину, поднатужившись, сломал, на что услышал: сколько он, Витька, будет ломать, столько Размахаев Семён Степаныч будет делать заново. Каждому, мол, свое: один создает — другой разрушает, один строит — другой ломает.
Председатель слегка опешил, послал пастуха Размахаева к стаду, а тот в свою очередь послал его, Сверкалова, еще дальше. На том и расстались, враждебно горя глазами.
Председатель, уезжая, пообещал:
— Не-ет, я твое озеро осушу! Вот посмотришь, мелиораторы пророют канаву по руслу Векшиной протоки, утробу ему выпустят… и заровняем, и посеем клеверок, и устроим загон пастбищный для скота. А тебя, голубчика, пересадим на трактор.
