Лесенка еще держалась. Янус цеплялся за неё, словно за идеалы; пригибался, когда скалу накрывало волной; перила дрожали и скрипели, как струны; а за спиной одно за другим лопались стёкла. Но Янус даже не оглядывался на стеклянный мир; ему важны были живые.
— Дагни! — кричал он сквозь море, как оркестр. — Трэвис!
Голос его рвался, как изношенные паруса. От соли тошнило, голова кружилась. «Ну же, — услышал он голос сильнее своего, — давай, сдавайся. Кто ты такой против меня? Жалкий композиторишка…»
— Дагни! Трэвис!
«Не найдешь, не найдешь. Они уже умерли, они уже рассматривают моё дно… Хочешь? Там жемчуга; ты таких и не видывал в своих ювелирных…»
— Дагни! Трэвис!
«Дагни-Трэвис, Трэвис-Дагни, — передразнивал голос, — славно; а может, они любовники? не задумывался никогда?..»
— Дагни…
И когда он приготовился умирать, сел, обессиленный солью, на песок, днем такой белый, такой нежный, словно домашний пломбир; и снова повторил бессмысленно: «Дагни»; словно «ботинки» или «сахар», повторенное множество раз; вдруг услышал: «Помогите, помогите!» — и секунду спустя: «Он уносит меня!..» Янус вскочил:
— Дагни!
Вспомнил, что это имя любимой; и увидел сквозь молнию в бешеном прибое Дагни и Трэвиса. Трэвис тащил Дагни в глубь моря; море крутилось вокруг них, будто смесь для супа в блендере; а Дагни вырывалась и звала на помощь. «Он хочет убить её; умереть сам и забрать её с собой», — будто разгадал сюжет; Янус бросился в воду. О, какая холодная и как рычит! заступается за своего повелителя. «Оставь их, — зашипело в голове, — пусть делает что хочет. Она ему нравится; пусть умрет».
— Нет! Дагни! Дагни! — и он пробежал по волне; от холода раскаленной; схватил Трэвиса за волосы; тот вскрикнул и обернулся, ослабил хватку.
— Янус, — прошептала Дагни и протянула руки, словно звала с собой на корабль; но Янус закричал грубо:
— Беги, я сказал, немедленно, слышишь!
И тут Трэвис ударил его в лицо — кулаком тяжелым, как якорь. Янус упал в воду, кровь потекла по губам, и защипало нестерпимо.
— Что ты делаешь, идиот, я твой отец!
Трэвис наклонился над Янусом, и Янус услышал его голос, слова, впервые для него:
— Не ты мой отец… Мне имя море… — и раскинул руки широко, и за его спиной поднялся огромный вал сверкающей воды. Янус попятился, пополз по песку.
— Трэвис, беги…
А вал поднимался всё выше и выше, и казалось, над Трэвисом зависла целая башня. Трэвис поднял руки, и башня стояла в воздухе; вокруг грохотало и билось, а внутри башни стояла тишина; вода засияла изнутри; и осветила Трэвиса; и Янус увидел его — своего сына — истинным и красивым, как бога; и глаза его — цвета воды; а потом Трэвис опустил руки — и вал обрушился на Януса…
