В этот день интролигатор уже не был в том ужасном состоянии, в каком явился вчера вечером. Это в известной степени объяснялось тем, что утром он сбегал на постоялый двор, где содержались будущие кантонисты, и издали посмотрел на сынишку. Но по дороге к митрополиту приступы отчаяния с ним опять возобновились. Интролигатор походил на сумасшедшего; он вскакивал, голосил, размахивал руками и порывался выскочить из саней и убежать, хотя едва ли понимал куда бежать и зачем. Когда подъезжали к воротам дома митрополита, ему это удалось: он выпал в снег, вскочив, бросился к стене, заломил вверх руки и завыл:
— Ой, Иегошуа, Иегошуа! Що твий пип со мной зробыть?
Друкарт, обдумав предстоящий ему разговор, хотел было оставить еврея где-нибудь внизу и велеть доложить митрополиту о себе, изложить ему все дело и, наконец, возможно, вызвать у старца сострадание к обманутому еврею, а там, разумеется, будь что будет.
День выдался погожий, и престарелый больной митрополит прогуливался по двору, чтобы подышать мягким, бодрящим воздухом. Друкарту ничего не оставалось, как тут же осуществить цель своего приезда. Глубоко поклонившись владыке, он ему сказал, что прислан генерал-губернатором и стал излагать суть дела.
Когда Друкарт закончил, митрополит, улыбнувшись, проговорил:
— Ишь ты, вор у вора дубинку украл…
— Владыко, — продолжал Друкарт, — это дело в таком положении… плут теперь желает креститься… Что прикажете доложить князю? Его сиятельство усердно вас просит, так как закон ставит его в невозможность…
— Закон… в невозможность… меня просит! — как бы вслух подумал митрополит и вдруг неожиданно перевел глаза на интролигатора, который, страшно беспокоясь, стоял немного поодаль перед ним в согбенной позе…
Слабые веки престарелого владыки опустились и опять поднялись, и нижняя челюсть задвигалась.
— А? Что же мне с тобой делать, жид! — протянул он и добавил вопросительно: — а? Ишь ты, какой дурак!
Дергавшийся на месте интролигатор, заслышав обращенное к нему слово, так и рухнулся на землю и пошел извиваться, рыдая и лепеча опять: «Иегошуа! Иегошуа! Ганоцри! Ганоцри!
— Что ты, глупый, кричишь? — проговорил митрополит.
— Ой, васе… ой, васе… васе высокопреосвященство… коли же… коли же никто… никто… як ви…
— Неправда, никто, как Бог, а не я, — глупый ты!
— Ой, Бог, ой, Бог… Ой, Иегошуа, Иегошуа…
— Зачем говоришь Иегошуа? — скажи: господи Иисусе Христе!
— Ой, коли же… Господи, ой, Сусе Хриште… Ой, ой, дай мине… дай мине, гошподин, гошподи… мое детко!
