И тут, будто в ответ на исступленные терзания, явился перед ним тот, кто, по его разумению, единственный мог бы удачно разрешить любые сомнения.
На одной из улиц увидел он шарманщика.
Того самого.
Старик с нечесаными седыми лохмами только что подошел, огляделся, оценивая количество публики, и решил, что место подходит ему. Обезьянка прыгала на плече старика, скаля зубы прохожим. Музыкант снял с плеча широкий ремень и бережно расправил треногу своей шарманки, чтобы установить инструмент попрочнее.
Словно большая лаковая китайская шкатулка, шарманка блестела, рассеивая крохотные блики вокруг себя — загадочная, полная какой-то собственной волшебной жизни в очаровании тайны.
«Как шарманка подскажет — так и сделаю», — подумал Ландсберг. И замер, выжидая, как решит его судьбу Фатум. Рок. Случай. Все равно ведь нет у человека истинной свободы воли.
Старик повернул ручку; шарманка сделала вдох, и зазвучал ее полный и глубокий трубный глас…
Она исполняла песню про Мальбрука, и музыкант подпевал ей тоненьким дребезжащим голоском.
Песенку эту Ландсберг знал. Беззвучно шевеля губами, вторил и он вслед музыке и шарманщику давно известные слова, перебирая их смысл, стараясь уловить послание судьбы для него, Карла Ландсберга.
Миронтон, миронтон, миронтене,
Храбрец Мальбрук убитый,
Лежит в земле сырой.
Его мы схоронили
Миронтон, миронтон, миронтене,
Под пенье соловья.
Шарманщик взглянул черным левым глазом на Ландсберга. Радостная улыбка озарила лицо прапорщика.
* * *
— Что, Дарьюшка, дома ли твой господин?
Дарьюшка, слоноподобная баба, служившая у одинокого старика Власова в качестве кухарки, ключницы и вообще, обрадовалась Ландсбергу и отворила ему тяжелую входную дверь.
Была пятница, около пяти вечера; в этот час ростовщик обычно запирал уже свою контору и поднимался наверх, в комнаты на втором этаже, чтобы закончить итоговые расчеты за день. А служанка отправлялась в соседний трактир за полштофом красненького, которым хозяин ее привычно отмечал конец недели.
Дарьюшка стояла теперь на пороге, уже закутанная в свою выходную цветастую шаль и с кошелкой наготове.
— Давненько вы у нас не были.
Прапорщика знала кухарка хорошо и только с самой приятной стороны — как любезного и весьма приличного молодого человека.
— Заходите. А хозяин-то вспоминал вас на днях!
— Да, — рассеянно сказал прапорщик, поглядывая на лестницу, ведущую во второй этаж. — Я на минуточку.
Баба заулыбалась.
— Никак с долгом покончить хотите? Слыхали про вашу свадьбу. Поздравляю. Дай Бог вам, как говорится… Вы подниметесь сами или сходить доложить?
