- Как спалось? - поинтересовались с того берега. В тени дерева, где еще держалась роса, на бревне сидели мои знакомцы.
- А вы чего вчера ушли, Евлампий Георгиевич?
- Да я думал, надо же когда-то и выспаться.
- Доброе утро!
- Доброе утро!
От избы Евлани тянуло бабы Маниной стряпней. Не один я ощущал ее запах, козы стояли, задрав кверху жующие морды.
- Продолжаем? - спросил Кирсеич и объяснил мне: - У нас ученый диспут, будьте судьей.
- Судить вас? Увольте. Вам надо по крайней мере умудренного годами старца, уже пережившего день века и не впавшего в детство.
- Вот именно! - воскликнул Евланя.- Дело не в знаниях, а в мудрости. Хотя детство и есть мудрость.
- А куда ты без знаний? - спросил Кирсеич.- Ведь я в жалобе верно писал, что ты не читаешь газет и не слушаешь радио, ты отстаешь от жизни.
Евланя отмахнулся.
- Разве отставание от жизни в этом? Знание ведет к растерянности. Что ж мы тогда отшель-ников уважаем? Кто им в скит радио проводил? Можно и газеты читать и быть тупым. Отстать от жизни! Что знали, например, древние греки о нашей жизни? Чего ж мы их цитируем?
- Это не спор,- сказал я,- а передергивание. О чем вы говорили до меня?
- О пчелах,- ответил Кирсеич.- Я говорю, люди специально учатся - и то не рискуют новую породу выводить.
- Продолжим,- сказал я.- Кто первый?
- С какой средней скоростью летит пчела? - спросил Кирсеич.
- Не знаю,- ответил Евланя.
- Один - ноль в пользу Кирсеича. Дальше.
- А на какое расстояние летит пчела?
- Не знаю.
- Два - ноль. Следующий вопрос.
- За каким нектаром пчела полетит за десять километров?
- Это ненужные и лишние знания,- сказал Евланя.- Зачем мне знать, с какой она скорос-тью летит и за сколько? Они же умнее. Сами обживутся где захотят. Вот мы - люди, кто нас изучает? А мы сами строимся как? Окнами на юг. Чтоб река недалеко, вода питьевая, лес, поле. Так и пчелы. Да еще в сто раз умней. Позвольте реплику.
- Пожалуйста.
Пришла звать на завтрак и осталась послушать баба Маня.
Как опытный оратор, Евланя обрисовал обстановку вообще, потом ее же в частности, потом возвеличил природу и на ее фоне унизил человека, потом за счет унижения природы возвысил человека и хотел блестяще закончить вступление возвышением и человека, и природы, но не связал концов, так как и то и другое уже было унижено.
- Запишите ему еще один - ноль,- попросил внимательный Кирсеич.
- Мог бы и простить,- сказал Евланя.- Это же не моя вина как человека в частности, но как всех вообще.
