В отличие от Тощего гнев Блуто не превратился в страх. Он кипел и гремел, но, когда Кассандра не отстала, как было предложено, кажется, чуть ли не обрадовался возможности встретиться с ней в последний раз. Он не вошел, а вплыл в гостиничный номер, остановился у кровати, положив руки на ремень. И заговорил, едва Кассандра закрыла дверь.
— Лады, сучка, ты меня хотела — вот он я. Так что скидывай штаны, наклоняйся, и мы по-быстрому.
Кассандра коротко рассмеялась:
— Сегодня я имела в виду совсем другое.
— Меня не интересует, что имела в виду ты, сука. — Блуто схватил Кассандру за руку и швырнул на кровать. Встал над ней и расстегнул пряжку ремня. — Теперь наклонись.
Кассандра покачала головой и указала на стоящие на тумбочке часы.
— Который на них час? — спокойно спросила она.
— Что?
В голосе Кассандры прорезалось раздражение.
— Ты оглох? Я спросила, который час показывают часы.
— Какого хре…
— Потому что ровно в три, а потом через каждые двадцать минут я должна звонить. И человек на другом конце провода будет очень нервничать, если я не позвоню. Он будет очень беспокоиться.
— О чем ты гово…
— Наверное, знать, где я и с кем, ему недостаточно. Этот человек хочет еще и слышать мой голос. Каждые двадцать минут. Ровно. Мой голос.
Блуто надолго затих. Было видно, как на прикрытом цветными квадратиками лице отражается работа мысли. Когда он заговорил снова, голос уже звучал мягче.
— И что? Это должно напугать меня?
Кассандра снова засмеялась и встала с постели. Разгладила жакет, заправила блузку.
— Не тебя, крутой парень. А теперь сядь. — Она указала на стул, и — после удушающей паузы — Блуто сел.
Обхождение его не сделалось любезнее, однако больше руки на Кассандру он не поднял. Она обрабатывала его, похоже, довольно долго, периодически прерываясь, чтобы выйти в ванную комнату и позвонить. Блуто лучше, чем Тощий, знал свои склонности… больше любил их и полагал, что для них не нужны отговорки и предлоги. Поэтому не было ни эканий, ни меканий, когда он наконец прекратил упрямиться и решил ответить на вопросы Кассандры, ни тяжелых вздохов, ни слез. И жалел он только об одном.
«Нет, я не думал о жене и детях… а за каким чертом? Их-то какое дело? Я думал о том, чтобы трахать тебя всеми возможными способами — и все тут. Ты подавала большие надежды, и мне только жаль, что ты оказалась такой, блин, кретинкой». Было невозможно сказать, удовлетворило ли это Кассандру, но она, видимо, знала, что большего с Блуто не добьется.
