Лысый китаец уставился узкими глазками на Гани:
— Моя дело маленький: попросили — подала, а на что пьете, где деньги берете, моя не знает и знать не хочет…
Гани с отвращением выпил из грязного стакана и вдруг задумался, не обращая внимания на шум, словно забыв, где сидит. Может, ругал себя за то, что, связавшись с этими подонками, забрался в такое место, куда и порядочная собака побрезгует забежать! Или с болью думал о тех молодых парнях, что здесь изо дня в день убивали свои лучшие годы? Или проклинал в душе этого отвратительного торгаша, который стоял за стойкой, презрительно скривив рот, с издевкой глядя на «чаньту»[18], которых сам спаивал, обманывал, превращал в одурманенных скотов?.. Трудно сказать, но Гани сидел молчаливый и насупленный.
— Ты что такой скучный? Мать, что ли, вспомнил? — снова начал поддразнивать его Авут.
— Ну ладно, раз тебе здесь так не нравится, пойдем домой, — предложил Омар. — Выпили, хватит.
— Все, встали, — пьяно икнул Хашим, — сейчас я вас поведу к своей по-подруге… — Язык у него заплетался.
— Действительно, пойдем отсюда, не могу я больше, — стал подниматься Гани, но тут кто-то крикнул:
— Черики!..
— Да это же Болус! — добавил еще один из гуляк.
За несколько лет до описываемых событий сын илийского губернатора, которого народ за его нрав прозвал Дурным шауе[19], выбрал худших подонков из уйгуров в специальный отряд для своей охраны. Едет, он, например, в своей коляске, а джигиты из охранного отряда за два квартала «очищают дорогу», плетками разгоняя людей. Кто вздумает перечить — изобьют и оттащут в ямул. С помощью этого отряда Дурной шауе проделывал разные незаконные махинации. Командовал отрядом Болус, жестокостью и наглостью превосходивший даже своего хозяина. Он не только беспрекословно выполнял самые свирепые распоряжения губернаторского сынка, но и старался, как мог, самостоятельно. Вот этот Болус во франтоватой форме в сопровождении двух чериков, тоже в тщательно подогнанном обмундировании, и вошел в кабак. Еще следовал за ними Тусук, сын Ходжака-шанъё…
Болус остановился у двери и крикнул:
— Кто тут вор Гани? Выходи! — Его голос громко разнесся в испуганной тишине. Он не успел смолкнуть, как ему ответил не менее громкий и уверенный голос:
— Гани — это я! — и батур поднялся над столом.
— Выходи сюда, пойдешь впереди меня. — Это странно, но можно было поручиться, что Болус говорит с китайским акцентом.
— Впереди тебя? Да ты меня никак спутал со своей женой, которую на блуде поймал!
