— Все будет хорошо, как раньше, дорогой, — успокаивала она. — Будет даже намного лучше.
Он перевел глаза на ее лицо, выражавшее надежду, и к нему снова вернулось мужество, позволившее подавить приближающийся приступ.
До середины июля Элен была для него настоящей сиделкой, заботливой, преданной, и неутомимой. Особенно она беспокоилась о его питании. В течение всего этого времени она была с ним рядом и придавала ему силы и мужество, так необходимые для борьбы с каждым новым приступом болезни.
Да и приступы эти, несмотря на их силу, случались все реже и реже. Обычно это происходило перед сном или сразу после пробуждения.
Форсайт появлялся редко. Иногда они видели его в сопровождении двух нанятых Биллом рабочих, помогавших в хлопотах по ранчо. Но большую часть времени Билл проводил один, даже ел у себя в комнате.
Поначалу ни Грегсон, ни Элен не обращали особого внимания на появившуюся вдруг у Билла склонность к одиночеству. Но постепенно у них зародилось подозрение, что за этим что-то кроется.
Однажды Грегсон напрямую спросил у Элен:
— Что происходит с Биллом? Почему он так старательно прячется ото всех?
Прежде чем она ответила, стараясь беззаботно улыбнуться, он все же заметил на ее лице выражение неуверенности.
— С Биллом все нормально. Возможно, некоторая депрессия.
— Я уже достаточно окреп, чтобы говорить даже об «одержимых». Другими словами, тебе нет нужды что-то скрывать от меня.
Она заколебалась, почти готовая начать ему что-то рассказывать, но в последний момент только улыбнулась и сказала:
— Единственное, что я скрыла, это пудинг с ромом, который приготовила на ужин.
Грегсон прижал к себе Элен и прислонился к стволу как раз того самого дерева, где у них произошел такой памятный ему разговор два года назад. Он поцеловал девушку, но она ответила на поцелуй довольно холодно и отвела лицо в сторону.
— Да, все повторяется в этом мире, — заметил он удивленно. — Два года назад ты сказала мне «да» именно на этом самом месте.
— А ты отверг меня, — как-то отстраненно ответила Элен.
— А сейчас твоя очередь?
Она прикусила губу и кивнула.
— Не понимаю. Но ведь я же не вернусь в Комитет!
— Комитет — это не единственное, что стояло между нами в ту пору, не так ли? Ты помнишь Филипа? Я не хотела, чтобы еще один дорогой мне человек в перспективе стал «одержимым».
На это он ничего не мог возразить.
Ее взгляд устремился куда-то вдаль.
— Первым стал Филип, затем — ты. А сейчас…
— Что сейчас?
Она задрожала.
