1
Лёха Никодимов с утра был не в себе. Лёха Никодимов маялся смертной мукой. Лёха неотрывно думал об одном: где бы ему выпить?
Он висел, раскорячившись, на больничном заборе распластанной летучей мышью, тоскливо глядел через прутья на запруженную улицу. В халате бесформенного покроя, в желтых фланелевых кальсонах с замызганными бечевками понизу, на ногах раздавленные шлепанцы. Грудь голая, волосатая, лицо серое, несвежее, черты на нем мелкие, не проработанные, глаза припухлые, жалкие, неспокойно дерганые, через бровь – вздутый шрам.
Зеленовато-бурый халат с грязными подтеками чуть держался на одной пуговице. Цвета у халата не было. У халата был запах. Будто вылили на него все лекарства из больничной аптеки, все супы из больничной кухни.
Мимо забора бежали люди, нелюбопытно взглядывали на Леху, катили вовсю машины, автобусы, прозрачные троллейбусы, а он перескакивал с одного на другое – не мог зацепиться, никого толком не видел, тяжело думал о своем: где бы ему выпить?
Пробегал мимо мальчик с авоськой, встал, загляделся на дядю.
– Ну, – просипел Леха брюзгливо, – чего надо?
Мальчик не ответил. Пытливо глядел прямо в лицо, редко-редко смаргивал.
– Что бы я тебе сказал…
Подумал – сказать было нечего. Мыслей в голове – поискать. Одна мысль, четкая, осязаемая, шилом в мозг: где бы ему выпить?
– Ты... куда собрался?
Мальчик показал авоську.
– За водкой? – оживился Леха.
– Не... – тихо сказал тот. – За хлебом.
Лёха опять угас. Вздохнул с тоской, перехватился руками, сглотнул невкусную слюну:
– У тебя батя пьет?
– Не...
Леха не расслышал.
– Ладно, – утешил ребенка. – Теперь все пьют.
За спиной у Лехи был парк. Гуляли по дорожкам больные с родственниками, сидели на скамейках, лежали на травке, жевали домашнюю пищу, фрукты-овощи, втихомолку, в кустах, распивали водочку. Знал Леха, что распивали, спиной чуял, на расстоянии: от зависти ежился, как от озноба. К нему, к Лехе, никто не пришел. Ему, Лехе, никто не принес. Леха – так уж оно угораздило – третий день сохнет.
– Ты… Денег у тебя сколько?
Мальчик разжал кулак, показал на ладошке потные монеты.
– Сорок копеек.
– Мало, – огорчился Леха. – Еще бы рубль...
Рубля у мальчика не было. Рубля и у Лехи не было. Даже копейки. Даже пустой посуды, которую можно сдать. Было у Лехи одно: желание выпить. А пить ему запретили категорически. Пить ему – что умереть. Вот незадача: пить нельзя, и не пить тоже нельзя.
