Один из великих секретов сегодняшнего дня — суметь овладеть народными предрассудками и страстями так, чтобы привести к смешению принципов, которое сделает невозможным любое соглашение между теми, кто говорит на одном языке и имеет общие интересы".
"Диалог Макиавелли и Монтескье в аду".
Сразу хочу отвести любые ассоциации заглавия статьи с заглавием известной мемуарной работы Э. Лимонова. В лимоновском смысле у каждого из нас — свой мартиролог...
Мне же важно было обозначить здесь указание на метафизические глубины того мифа, который созидается прозаиком Юрием Козловым из плоти нынешней реальности, прорастая символами и аллюзиями во времена дохристианские, проецируя в будущее такие тенденции и коллизии, какие сегодня вообще пока не проявлены. Именно потому, что опирается на исторические культурные пласты, пророчество Козлова в его последних романах не оставляет впечатления мрачной фантазии мизантропического философского ума, транслирующего, подобно Оруэллу в своей антиутопии, личные и коллективные страхи западного индивидуума.
Более того, с выходом в свет почти одновременно этих двух романов — "Проситель" и "Реформатор" (издательство " Центрполиграф", Москва) — можно, пожалуй, с уверенностью говорить о некоем оправдании современной русской словесности перед своей собственной классической традицией, которая, впрочем, для большинства так называемой творческой интеллигенции стала сегодня анахронизмом.
“Реклама к тому времени сделалась "тотальной". Она занималась уже не столько товарами и услугами, сколько организацией, регламентацией, непосредственным управлением процессом человеческой жизни. Реклама в виде блоков новостей, клипов, сериалов, музыкальных и прочих программ, включая весьма интеллектуальные и интересные, адаптировала, препарировала реальные события, превращала их в заданную телевизионную версию, которая, материализовавшись на экране, становилась единственной и правильной. В данном случае версия была такова: мясо новых животных стерильно и абсолютно безопасно для человека, а если где-то в мире случаются эпидемии, то они никак не связаны с употреблением в пищу этого мяса.
Отныне на каждый удар судьбы человечество отвечало ударной же рекламной компанией, в результате которой удар представал чем угодно, точнее тем, чем было нужно: досадной случайностью, спланированным заговором, а то и ... достижением, благом. Причинно-следственная связь вещей размыкалась легко, как бутафорская цепь. Человечество, таким образом, окончательно вырвалось "из-под ига Божьего Промысла", как писали тогда передовые мыслители, обрело виртуальное (в том смысле, что между жизнью и смертью господствовала новая телевизионная версия реальности) бессмертие. Жизнь конкретного человека теперь протекала внутри этой версии, но никак не внутри Божьего Промысла. Помнится, Савва как-то заметил, что (может быть) это и есть тот самый третий путь, который так долго ищут социологи и политологи — ни жизнь, ни смерть, но клип!“
