— Я к вашим услугам, мадам, — серьезно отвечал я.
— Ты ведь хочешь портрет? — спросила чужестранка своего спутника.
Он только огладил бороду, но ничего не ответил.
Мы уладили финансовый вопрос, пожали друг другу руки, и чужестранцы ушли. Мне было грустно; впрочем, меланхолия почти всегда охватывает меня, когда я расстаюсь со своим произведением. Это в природе вещей. Я провожал чужестранцев взглядом и видел, как они двинулись к авеню Мохаммеда Пятого, и даже сделал несколько шагов в этом направлении. Однако я довольно быстро взял себя в руки и вернулся к мольберту. Сложил его, убрал кисти и краски и стал смотреть на набросок чужестранки. Это меня утешило.
— Я рассказываю об этом, совершенно не стыдясь, — закончил портретист. — Не понимаю, как может быть иначе. Чужестранцы чрезвычайно мне понравились; на следующее утро я не поверил в их исчезновение. Мысль о них не оставляла меня, не давала работать. Их лица в разных ракурсах теснились в мозгу, застили новый портрет. То и дело меня охватывало безумное желание бросить все и бежать прочь, однако я напоминал себе, что за нужда меня тут держит. Я не мог позволить чувствам мешать работе. Поэтому я никуда не побежал; я остался писать портреты.
На сем Тофик потупился и замолчал.
Хадиджа кивком подозвала меня, заставила наклониться. Понизив глухой голос до шепота, она сказала:
— Здесь находится человек, у которого совесть нечиста.
Я быстро оглядел слушателей и ответил:
— Знаю.
Хадиджа резко обернулась к портретисту:
— Скажи, юноша, есть ли среди собравшихся человек, которого ты видел в тот вечер на площади?
Тофик огляделся, помедлил и указал на мотоциклиста.
— Его я видел в тот вечер, — заявил он уверенным тоном.
Мотоциклист не стал скрывать свое истинное лицо.
— Твои слова лживы, как и вся твоя дурацкая история.
Художник двинулся к мотоциклисту, но Хадиджа воздела руку.
— Оставь его, — сказала она. — С ним связываться себе дороже.
— Кто он такой? — спросил художник, резко остановившись.
— Полицейский, — последовал ответ. — Джемаа — его территория.
Мотоциклист нехорошо усмехнулся. Слова его были обращены к Тофику:
— Завтра чтоб явился в участок ровно к девяти утра. Обсудим отдельные пункты твоей деятельности в Марракеше, господин художник из Танжера.
Хадиджа тотчас вмешалась:
— Что за нужда, сержант Мохтари, применять такие крутые меры? Мальчик всего-навсего ответил на мой вопрос. Может, договоритесь?
Полицейский усмехнулся неприятнее прежнего.
