Сказитель из Марракеша | страница 68



Не представляю, откуда взялись двое чужестранцев. Сначала я увидел мужчину — он стоял шагах в десяти от меня. Он был чрезвычайно элегантен и, на мой взгляд, никак не вписывался в окружающую обстановку. Я подумал, он похож на Кэри Гранта, только моложе и кожа и волосы у него темнее; Кэри Гранту, по-моему, следовало сниматься с Ингрид Бергман в фильме «Касабланка» вместо Богарта. На чужестранце даже был шейный платок, словно он прогуливался по холлу роскошного отеля «Мамуния», а не по самому опасному в темное время суток месту в Марракеше. Тут он заметил, что я на него смотрю, и с улыбкой направился прямо ко мне.

Однако к моему удивлению, заговорил не со мной, а с кем-то, кто стоял, должно быть, позади меня. Я обернулся — и тут-то увидел ее. Из-за моего плеча она рассматривала мои работы, выставленные на мольберте. Она была стройная и гибкая, с длинными темными волосами до талии, такой тонкой, что, казалось, ее можно обхватить ладонями. Поскольку женщина как будто заинтересовалась, я решился рассказать о своем искусстве. Я сообщил, что пишу миниатюры в персидском стиле. Показал образцы, выполненные по канонам разных школ — ширазской, тебризской и гератской, и особо оговорил, что мои миниатюры в основном написаны в манере, принятой во время правления династии Сефевидов, то есть я подражаю великим мастерам пятнадцатого, шестнадцатого и семнадцатого веков, таким как Камал ад-Дин Бехзад Херави, Риза-йи-Аббасси, Мирак Наккаш и Шах Музаффар. Чужестранка внимательно слушала; я заметил, что один из портретов ей особенно приглянулся. То была моя копия с миниатюры Мирзы Али, выполненной по канонам тебризской школы приблизительно в 1540 году. Миниатюра изображала юную принцессу, любующуюся розой. Преобладали оттенки оранжевого, синего и черного, рама была бледно-голубая, с выписанными на ней поэтическими строчками.

Женщина взяла миниатюру и довольно долго рассматривала, наконец подняла взгляд на своего спутника. Они обменялись несколькими словами, которых я не понял. Тогда мужчина обернулся ко мне и по-английски быстро спросил, не напишу ли я его спутницу в этом стиле, то есть персидской принцессой. Я не знаю английского, поэтому вынужден был просить женщину о помощи. Разумеется, когда она перевела слова чужестранца, я с готовностью согласился. Мы обсудили цену — чужестранцы оказались на удивление сговорчивыми, — и женщина была предоставлена в мое распоряжение.

Я пригласил ее сесть на складной стул, придал соответствующее положение рукам и ногам. Попросил смотреть мне в глаза. Она повиновалась — и я вздрогнул и едва удержался, чтобы не отвернуться, ибо взгляд ее проникал прямо в душу. Я даже почувствовал страх, сердце билось быстрее обыкновенного. Однако, вспомнив о своей обязанности передать на портрете сходство, я заставил себя беспристрастно изучить лицо чужестранки. Избегая пронизывающего взгляда, я отметил широкий лоб, несколько удлиненный нос, небольшой изящный подбородок, пухлые губы. Над правым глазом у нее был шрамик, на правой щеке — родинка. И все же, несмотря на эти подробности, она оставалась загадочной. Некоторое время я смотрел на нее из-под полуопущенных век и вот наконец увидел чужестранку персидской принцессой. Внимательно изучая ее, сделал набросок на бумаге. Палитра лежала у меня на коленях. Я не спешил; не возражал, если чужестранка меняла позу. Когда набросок был готов, чужестранка попросила разрешения взглянуть и, кажется, осталась довольна.