Он на секунду замолк, уши его побагровели. Затем продолжал;
— Какой мне смысл лгать? У меня только что обнаружили рак. Мне недолго осталось. Память об этой женщине я унесу в могилу.
— Не будь таким фаталистом, Абдулла, — мягко произнес я.
Абдулла улыбнулся:
— На самом деле я реалист.
Он тихо кашлянул, и в этом приглушенном звуке мы уловили недуг, точащий его тело. Словно разгадав наши подозрения, Абдулла поник головой.
— Сейчас речь не обо мне, — смущенно сказал он. — Выслушайте мою историю. Вы будете удивлены.
Порывистым жестом Абдулла откинул со лба завиток волос. Устремил взгляд поверх наших голов, и зрачки его расширились, будто он бросился в темный водоворот памяти. Все так же глядя на дальнюю оконечность площади, Абдулла стал рассказывать о той ночи на Джемаа, нанизывая одну подробность на другую, с глубоким вниманием к мелочам, которое было его отличительной чертой.
— Я работал в ночную смену. Было ровно девять вечера, ибо старинные часы в ресторане как раз начали бить и я по обыкновению считал удары. Подобно этим часам большинство вещей у нас в ресторане — из прошедших эпох. Кушетки и диваны — со времен султана муллы Абдель Азиза, солонки, по слухам, принадлежали самому паше Эль-Глауи, изразцовые полы и стены датируются началом нашего века, а таджины и чайники — средними веками; говорят, они из малийского караван-сарая.
В ресторане было тепло. Я повесил куртку на вешалку в коридоре и работал в одной рубашке. Мой друг, бухгалтер Идрис, за стеклянной перегородкой подсчитывал дневную выручку. Повара на кухне играли в карты, не забывая следить за кушаньем в таджинах. В какой-то момент опрокинулся и упал стул. Раздались голоса, подобные крикам драчливых птиц. В остальном все было как всегда в людном ресторане — звон глиняной посуды и столовых приборов, приглушенные разговоры на многих языках, косые взгляды. В тот вечер особым блюдом был инжирный суп. Я едва успевал разливать по пиалам эту теплую прозрачную благоуханную жидкость.
Двое чужестранцев, казалось, возникли прямо из воздуха. Я буквально на секунду отвернулся — и вот они, уже здесь. В тот же миг для меня стихли все звуки. Все взгляды устремились на эту пару. Зал заполнили тени. Вдруг молодая женщина скользнула прямо ко мне.
— Мы очень устали, — почти прошептала она. — Можно нам сесть где-нибудь в уголке?
С первых же слов я понял, что они иностранцы. У женщины был незнакомый акцент, а одежда и манера держаться выдавали воспитание куда более свободное, нежели у нас.
