Минутку помолчав, он заиграл песенку львовских окраин, столь любимую жизнерадостными «батярами», особой породой львовских босяков: «Там, на рогу, пши яновскей, при улице Клепаровской»...
Тихо, поглядывая, не подслушивает ли их музыкант, Герета рассказал, как Иванна «поднесла ему тыкву».
— Ну хорошо, а я-то здесь при чем? — не понимая, в чем дело, спросил Каблак и знаком показал появившемуся в проеме дверей официанту Аптеку, чтобы тот принес и ему пива.— Я тебе давно говорил — ищи себе невесту не в Тулиголовах, а только здесь, во Львове. Нужно было тебе связываться с той тулиголовской квочкой!
— Она хорошая девушка, но очень упрямая,— шепотом возразил Герета.— И только ты сможешь мне помочь. Мы с тобой старые побратимы, не один год в организации.— Тут голос Гереты перешел на трудно уловимый шепот: — Ты секретарь приемной комиссии университета и должен отказать Иванне в приеме.
— Когда она уже зачислена? На что же я сошлюсь?
— А это уж твое дело. На распоряжение ректора. На социальное происхождение. Да, да! — оживился Герета, радуясь быстро найденному решению.— Это ход! Ты ей отказываешь как дочери попа, ссылаешься на то, что ее отец нетрудовой элемент.
Увлекшись разговором, они не заметили, как неслышными шагами, вертя в руках маленькое круглое банджо, к столику подошел музыкант и сказал, безбожно ломая русские слова:
— Панове, одна шансон франсез[4]?.. Герета вздрогнул и, желая скрыть это, спросил как можно более спокойнее:
— Пан есть француз?
— Так,— ответил Леже, кивая головой.
— Какими судьбами во Львове — и француз? — спросил Каблак тоном следователя.
— Я был офицер связь от Франции в армии Чехословакии. Там женился. By компране? Вы понимайть? Гитлер в Судеты, в Чехословакию — Эмиль Леже и его жена через Карпаты сюда, Львов...
— Теперь надо обратно Франция, пах хауз! — засмеялся Герета.
— Не надо Франция! — печально сказал Леже.— Франция — Даладье, Петен. А я люблю советских люди. Мне здесь хорошо. Добже. Жена работает садовницей на Высокий замок, а я здесь спевам...
И он запел песенку о далеком родном Марселе, отрезанном от него на долгие военные годы.
— Проше пана, едно пивко для музыканта! — крикнул Герета появившемуся у двери Антеку.
Когда Антек принес ему одно большое пиво, Леже, прерывая игру на банджо, сказал:
— Мерси! Гран мерси! — поклонился учтиво и понес бокал на пианино. Он выпил пиво не сразу и все продолжал напевать.
Под мелодию французской песенки Герета прошептал:
