— Это было испытание? — женщина, нахмурившись, показала рукой на двор заставы.
— И ты его выдержала, — улыбнулся Халар Зим. В тот момент, когда я позволил варвару ударить себя, когда я показал, что нахожусь в опасности, ты отреагировала непроизвольно. Ты, дочь моя, действовала со мной единым целым, чтобы победить его… и так будет всегда. Вместе мы одолеем любых врагов, — он с нежностью погладил ее по щеке.
Проигнорировав то, что Укафа снял с выступа опасно качающийся штандарт, колдунья соединила двумя пальцами рассеченную губу Халар Зима и прошептала:
— Я люблю тебя.
— Знаю, — отец обнял ее за плечи и повел к выходу из догорающей заставы. — Нам пора возвращаться в Хор Калба и приступить к дальнейшим приготовлениям.
— Без нее?
— Проблема надолго не затянется, если мы доверяем друг другу. Ведь правда? — Халар Зим прижал дочь к себе. — Я надеюсь, что твоих несравненных, очень ценных, способностей хватит, чтобы найти девчонку снова.
— Да, отец, я найду ее, — торжественно кивнула Марика. — И ничто не помешает нам совершить ритуал в Хор Калба.
* * *
Возвращение из небытия сопровождалось дрожью в теле. Голова кружилась так, словно весь мир ходил ходуном. По скрипу дерева и характерному запаху морской соли, Конан пришел к выводу, что находится на борту судна. Киммериец попробовал пошевелить рукой, вовсе не уверенный в положительном результате. Тем не менее, запястье не сковывал стальной браслет, звона цепей также не послышалось. Отсюда можно было полагать, что он не захвачен врагами в плен.
Восстановление чувств сопровождалось приходом боли и общей подавленности. Место царапины на плече жгло, но не от яда. Аромат целебной мази напомнил Конану о припарках, которыми много лет тому назад Коннахт лечил его руки. Другие порезы и рассечения кто-то аккуратно зашил. Насколько помнил варвар, неглубокие раны в пиратской среде обычно прижигали лучиной, а не сшивали нитью.
Нежная рука положила ему на лоб прохладный компресс, другая — промокнула чистой тканью ранку на плече. Ушей достиг далекий, почти неуловимый шепот, и в мозгу киммерийца, наконец, сложилась цельная картина происходящего. Он на корабле. За ним ухаживает женщина. У нее ласковые руки. Ее голос дышит теплотой: «Мой возлюбленный…».
Конан открыл глаза, чтобы тут же зажмуриться. Даже слабый свет лампы причинял сильную резь. Во второй попытке он лишь слегка разомкнул веки. Сквозь узкие щелки рассмотреть сидящую на дальнем конце койки женщину не представлялось возможным, но этого и не требовалось.
