— Что стряслось? — загрохотал Говард с лёгким жестяным призвуком: это Майлз включил для Саманты громкую связь.
Бледно-розовый халат ещё больше подчёркивал коричнево-махагоновый оттенок её кожи: воспользовавшись ранним подъёмом, она освежила свой тускнеющий загар средством из тюбика. В кухне смешались запахи растворимого кофе и синтетического кокоса.
— Фейрбразер умер. Вчера вечером рухнул как подкошенный в гольф-клубе. Мы с Сэм как раз ужинали у «Берди».
— Фейрбразер умер? — проревел Говард.
Его интонация предполагала, что Говард не удивился бы какому-нибудь драматическому развитию событий, связанных с Барри Фейрбразером, но такой новости даже он никак не мог ожидать.
— Рухнул как подкошенный прямо на стоянке, — повторил Майлз.
— Бог ты мой, — ахнул Говард. — Сколько ж ему было — всего-то сорок с небольшим? Бог ты мой.
Майлз и Саманта слушали, как Говард пыхтит, словно загнанный конь. По утрам его вечно мучила одышка.
— И что это было? Сердце?
— Говорят, что-то в мозгу. Мы поехали вместе с Мэри в больницу, и там…
Но Говард пропустил ответ мимо ушей. Майлз и Саманта слушали, как он говорит в сторону:
— Барри Фейрбразер! Умер! Майлз на связи!
Прихлёбывая кофе, Майлз с Самантой ожидали, пока Говард не вернётся к разговору. Когда Саманта присела за кухонный стол, полы халата слегка разошлись, обнажив богатство пышного бюста, который сейчас покоился на её сложенных руках. Подпираемые снизу, груди выглядели более упругими и гладкими, нежели в привычном висячем состоянии. Клеёнчатая кожа между ними подёрнулась мелкими трещинками, которые уже не исчезали, когда Саманта распрямлялась. По молодости она злоупотребляла посещением солярия.
— Что ты начал говорить? — Говард вернулся на линию. — Что-то про больницу.
— Мы с Сэм поехали на «скорой», — чётко артикулировал Майлз. — Чтобы сопроводить Мэри и тело.
Саманта отметила, что Майлз со второго захода усилил, так сказать, рекламный аспект своего рассказа. Она не осуждала. Если уж им выпало пережить этот кошмар, должна же быть какая-то компенсация — хоть людям рассказать как и что. Ей казалось, она никогда в жизни этого не забудет: как в голос рыдала Мэри; как Барри лежал в кислородной маске, словно в наморднике, и глаза у него всё время были полуоткрыты; как они с Майлзом пытались угадать, что скрывается за непроницаемостью медиков; и спазматические толчки, и тёмные окна, и весь этот ужас.
— Бог ты мой, — в третий раз протянул Говард, не отвечая на приглушённые расспросы Ширли: его вниманием полностью завладел Майлз. — Рухнул замертво прямо на стоянке?
