Редко работаю больше четырех часов подряд. Длительное мускульное напряжение рождает усталость, теряешь контроль над собой. Возникает страшный голод, я замерзаю; поэтому в обеденное время всегда оставляю работу. И сейчас — также: откопал банку мясных консервов, съел ее, сделав себе тостик с маринованными огурчиками. Потом вышел на прогулку. Чтобы не попасть на глаза караулившим у ворот, пришлось пробираться под укрытием яблонь через живую изгородь.
Бродил по разбросанной без всякого плана деревне, обдумывая картину. Еще немного жженой умбры на складки кухонных занавесок, думал я, чуть фиолетовую тень на кастрюлю и, может, — немного зеленого. Надо получше выписать плиту. Зря нарушил правило работать над картиной целиком, шаг за шагом — то над фоном, то над предметом. Теперь лицо Регины выступало отчетливо. Добавить только блеска на губах и полоски света вдоль нижних век, a это невозможно сделать, пока краски не подсохли. Боялся, что больше не смогу «видеть» ее так ясно… Тогда в картине нарушится равновесие, и придется очень постараться, чтобы кухня выглядела гармоничной.
Дневной сеанс был гораздо короче из-за недостатка света. Тщетно пытался добиться подходящего оттенка для кухонной утвари. Вновь и вновь смешивал краски. Что казалось подходящим на палитре, было совсем не тем на картине. Сделав три неудачные попытки, решил закончить.
Вскоре услышал, как к дому подъехала машина, хлопнули дверцы. И — к моему удивлению — звонок в дверь. Дональд-то взял с собой ключи. Прошел через дом и открыл дверь. За ней стоял полицейский в форме и держал Дона под руку. А сзади — целый ряд лиц, с жадностью смотрящих на происходящее. Лицо брата абсолютно бескровное. Он молчал.
Полицейский, слегка поклонившись, сказал:
— Вот и мы, сэр.
И передал мне Дональда из рук в руки — в буквальном смысле слова. А сам тут же уехал в ожидавшей его машине.
Ввел его в дом, захлопнул дверь. Никогда никого не видел в таком жутком состоянии.
— Я спросил, — сказал он, — о похоронах…
Лицо было застывшим, слова с трудом вырывались наружу.
— Они сказали…
Замолчал, глотнул воздуха и попытался продолжить.
— Они сказали… никаких похорон.
— Дональд!
— Они сказали… нельзя хоронить, пока не закончили расследование. Сказали, будут держать ее в холодильнике…
Он очень пугал меня своим отчаянием.
— Сказали… тело убитого принадлежит государству.
Дон покачнулся. Я не мог удержать его. И он рухнул на пол в глубоком обмороке.
