Но я-то знала: мама никак не может простить мне, что я родилась девочкой, а не мальчиком. Не могу сказать, будто я виню ее за это. Подумайте только, какой адский труд — воспитать девочку! Это, конечно, во многом объясняло то, как она ко мне относилась.
Мой брат тоже присутствовал на этом трогательном спектакле, который нельзя было смотреть без слез умиления. В конце концов его терпение лопнуло, и он позволил себе несколько довольно крепких слов. Такие слова могут произносить только взрослые, дети же рискуют попасть из-за них в ад.
От изумления у мамы буквально отвисла челюсть.
— Где ты научился таким ужасным словам? — еле слышно пробормотала она.
Брат не ответил, но меня не удивили его лингвистические познания. Ответ на мамин вопрос был слишком очевиден, но его нельзя было произносить вслух, поскольку он произвел бы впечатление гораздо худшее, чем сами ругательства. Даже Лал не был настолько смелым, чтобы показать пальцем на короля непристойностей — нашего дедушку. Соседи и знакомые почитали его самым воспитанным человеком на свете, но мы, его дети и внуки, знали, что ругательства, которые он смачно произносил при нас, на многие века вперед отпугнули от нашего дома даже термитов. Поэтому нам ни к чему было тратить время на то, чтобы законопачивать щели в стенах. Однако по внешнему виду нашего дедушки такого нельзя было и предположить.
Я огляделась по сторонам и увидела, что все присутствующие избегают смотреть друг на друга и напряженно о чем-то думают в гробовой тишине, воцарившейся в гостиной. Мама, наверное, тоже заметила это, поскольку быстро прервала неловкое молчание словами:
— Очевидно, он нахватался этих слов от ужасных солдат, которые слоняются в военных училищах.
Как бы сильно мне ни хотелось не соглашаться с ней, я вынуждена была признать, что на этот раз мама, возможно, и права, поскольку сама замечала, что речь брата изобилует какими-то странными словечками, которые еще не доводилось слышать стенам нашего дома. От дедушки не укрылся этот факт. В его улыбке были и гордость, и признание поражения. Он стал размахивать своей тросточкой быстрее, чем бабушка нервно раскачиваться в кресле-качалке.
Весь январь 1975 года за окнами завывал зимний ветер, пытаясь проникнуть внутрь через самые маленькие щели. И холодный воздух понемногу просачивался в дом, пробирая до самых костей. В шести каминах, расположенных в четырех спальнях, столовой и гостиной, полыхал яркий огонь, но обитатели дома, как всегда, предпочитали собираться в гостиной. Вернее, все, за исключением меня.
