. В 1935 году Акулов был перемещён на пост секретаря ЦИК. В том же году Берия и Багиров приступили к крупномасштабным репрессиям против закавказских коммунистов. Они оказались единственными первыми секретарями республиканских ЦК, пережившими террор 1937—38 годов.
Необычной была карьера и третьего сталинского выдвиженца — Хрущёва. Не отличаясь по возрасту от большинства членов ЦК, в том числе от некоторых членов Политбюро (Кагановича, Андреева, Микояна), он вступил в партию не до революции, как они, а только в 1918 году. В 20-е годы это означало резкий рубеж, влиявший на престиж и продвижение партийных руководителей. С 1924 года Хрущёв занимал посты в среднем звене партийного аппарата — сначала в Юзовке, где он до революции работал слесарем, а затем — в ЦК Компартии Украины. Его быстрое восхождение началось после направления его на учебу в Промакадемию, которая на рубеже 30-х годов была «цитаделью» правой оппозиции. Возглавив борьбу с группой старых большевиков — сторонников «правого уклона», Хрущёв в 1930 году стал секретарём партийного комитета Академии. Дальнейшему продвижению по карьерной лестнице способствовали сложившиеся у него хорошие отношения с Н. С. Аллилуевой, обучавшейся в Промакадемии. Благодаря этому Хрущёв получил возможность бывать в доме Сталина, присутствовать на устраиваемых там обедах, куда допускались только особо близкие Сталину лица.
В 1931 году Хрущёв был отозван из Промакадемии и стал первым секретарём Бауманского, а спустя ещё несколько месяцев — Краснопресненского райкома Москвы. В следующем году Сталин посоветовал Кагановичу взять Хрущёва на работу в Московский комитет партии. Это предложение соответствовало желанию самого Кагановича, у которого во время работы на Украине в 20-х годах сложились хорошие отношения с Хрущёвым. Хрущёв стал вторым секретарём Московского горкома, а спустя ещё два года — первым секретарём МГК и вторым секретарём Московского обкома партии. В 1935 году, когда Каганович был переведён на должность наркома путей сообщения, Хрущёв сменил его на посту первого секретаря Московского обкома.
Сам Хрущёв, похоже, был изумлён своей стремительной карьерой и, сознавая ограниченность своих знаний и опыта, был готов к тому, что она может прерваться. Долгое время он находился ещё во власти традиций 20-х годов, когда нередко рабочие, выдвинутые на партийные посты, спустя несколько лет возвращались на свою прежнюю работу. Поэтому до 1935 года он постоянно возил с собою и хранил свои личные слесарные инструменты. «Я ещё не порвал мысленно связь со своей былой профессией,— рассказывал он в воспоминаниях,— считал, что партийная работа — выборная и что в любое время могу быть неизбранным, а тогда вернусь к основной своей деятельности — слесаря»
