Так вот и закончилась эта трагикомичная история.
А курсант тот всё-таки лётчиком стал.
Я встретил его спустя десять лет — он показывал новую матчасть в Тушино на воздушном празднике. После собрались у него дома. Поговорили, вспомнили былое, выпили за того, кого нет с нами, за ребят, за инструкторов, за учителей наших…
Первый курс был закончен без особых происшествий. Ближайшая станица от Бирючьего — за 40 километров, поездом надо ехать. В увольнение ходить некуда. Серая жизнь размеренно текла на аэродроме, ну а в серой жизни — всё внимание учёбе. Так вот и получилось, что все группы к сентябрю выполнили программу обучения дружно, быстро и без особых происшествий, разве что только доломали ту зелёную шестёрку уже после того, как её окончательно списали на «рулёжку».
Списание на рулёжку происходит так: собирается комиссия, производит осмотр, составляет акт списания, после чего ставится ограничитель на двигатель, который не позволяет дать двигателю оборотов выше средних. Производятся и некоторые другие доработки, но это уже не столь важно; главное — что взлететь на этом самолёте, в первую очередь из-за двигателя, уже невозможно. На этой рулёжке гоняют курсантов сначала в процессе вывозной программы до самостоятельных полётов, а потом — по мере надобности. Конкретно данную шестёрку разложил курсант, коего инструктор за плохое руление пересадил на рулёжку: мол, поучись сначала рулить. Курсант в сердцах разогнал ту рулёжку и на очередном манёвре «сыграл лезгинку» — попросту сложил шасси, выломав амортстойку из крепления на лонжероне, — много ума для этого не требовалось. На этом история той шестёрки и закончилась.
* * *
Мы были отпущены в первый в жизни отпуск, с выездом на родину на целый месяц! Белорусы — наши ребята из Могилёвского аэроклуба — сразу поехали домой. Мы с Игорем (тем самым, с кем вместе падали в аэроклубе без винта) решили по дороге сначала заехать в Ростов — там недалеко от вокзала жил брат моего отца — дядя Миша и его дочери — мои тётки.
Жара в Ростове стояла ещё летняя. Мы заехали к дяде Мише, брату моего отца, или, как я его называл, — к деду.
Дед у меня был шикарный: он сразу поставил бутылку на стол. Покушали мы у него хорошо и решили ещё проведать тётку.
Вся беда в том, что Игорёк немного перебрал: сказывалось отсутствие опыта в принятии горячительных напитков. Я как-то почувствовал границу, а Игорёк не мог отказаться от предложенного дедом очередного тоста… В трамвае его разморило окончательно. Скорее всего, сказалось полное отсутствие тренировки: ведь спиртное мы до сих пор не употребляли просто даже потому, что негде было. Как бы то ни было, но Игоря в трамвае стало тошнить. Он стиснул зубы и еле держался: мы были в форме, и начинать отпуск с гауптвахты не хотелось.
