Кит был так близко, что я отчетливо видела паразитов, облепивших его огромный глаз. Серые киты не обладают слухом, в отличие, например, от зубатых, но этот каким-то образом ощутил мое присутствие. Лишь десятая часть китов у побережья полуострова «ручные» — готовы буквально выискивать человека в лагунах. Подумав, что этот — один из них, я решила подплыть поближе и рассмотреть его. Кит же, почувствовав мое приближение, рванулся вперед, и его гигантский хвостовой плавник пронесся в нескольких дюймах от моего лица. Он ударил по воде с такой силой, что меня выбросило из водорослей, а регулятор выпал у меня изо рта. На мгновение меня ослепили брызнувшие во все стороны пузырьки, и впереди тут же выросла покрытая илом скала. Я еще успела выставить перед собою руки, но избежать столкновения не удалось; врезавшись в камень, я оцарапала лоб, а затем снова вылетела в середину потока. Моя маска, кружась, опускалась в водоросли, но мне было как-то все равно. Скалистый склон справа от меня растаял в сияющей тысячью оттенков синеве.
Тут-то мне и показалось, что я упустила время. В груди начинало теснить, и я с содроганием поняла, что не дышу уже очень долго; отчаянным движением я нащупала регулятор, прижала его ко рту и втянула в себя кислород. Перед моими глазами выдыхаемый воздух рвался кверху в виде крупных сплющенных пузырей. Снизу казалось, что поверхность воды покрыта легкой рябью; посреди солнечного сияния темным пятном маячила наша лодка. Вероятно, именно так выглядит небо, когда умираешь.
Я потрясла головой, чтобы слегка прийти в себя, и вода вокруг забурлила, такая же прохладная и бодрящая, как шампанское, когда пьешь его прямо из бутылки. Передо мной взвилась какая-то красная струйка и стала расползаться в воде, словно кто-то пролил краску. Мне все еще было не по себе, но я тут же поняла, что нахожусь не слишком глубоко, так как уже на глубине двадцати пяти футов перестаешь различать цвета. Первыми пропадают оттенки красного и оранжевого; а когда опускаешься на сто футов, кругом остается один лишь голубой. Я было потянулась к облачку краски, но тут до меня дошло, что это не краска, а кровь.
Любой нормальный аквалангист, даже оглушенный, прекрасно знает, чт́о это означает — кого кровь должна привлечь. «Акулы! — ужаснулась я и развернулась на сто восемьдесят градусов. — О господи, акулы!» Не то чтобы я видела что-то похожее в сумрачной синеве, но в этой мгле могло таиться что угодно. По пути на полуостров мы видели изъеденного тюленя, которого, несомненно, прикончила белая акула. Мне, конечно, приходилось плавать в одной воде с этими хищницами — в основном с тигровыми и с синими, — но только не раненой; ведь акула способна учуять каплю крови даже в тридцати галлонах воды. Стоило только подумать об этом, как я устремилась к поверхности, визжа и выпуская целые фонтаны пузырей.
