Жизнь в Калуге была полезна мне еще и потому, что значительно расширила мои представления о том, как устроен мир. У деда была большая родня, у теток множество подруг, я был вхож повсюду, и каждый прожитый день вносил новые поправки в ту весьма еще наивную картину общества, которая в то время брезжила в моем детском сознании. С каждым днем я все отчетливее видел, что люди, пишущие книги и ноты, играющие на роялях и виолончелях, и даже люди, которые учат и лечат других людей, составляют незначительную прослойку среди тех, кто печет хлеб, тачает сапоги, доит коров и лудит посуду. В Москве я тоже видел таких людей, но там это были соседи или поставщики, здесь родственники или знакомые. В этой среде каждый грош был на счету, и родители выбивались из сил, чтобы дать своим детям образование, то самое среднее образование, которое в наши дни является обязательным и бесплатным. Как ни скромна была наша московская квартирка, возвращаясь в нее, я всегда вспоминал наряду с летними удовольствиями о том, что существует жизнь еще более трудная, еще менее защищенная от грубой силы, чем наш московский быт.
Я почти не помню, чтобы мои родители вели со мной какие-либо специальные воспитательные беседы. Свое отношение к моему поведению они предпочитали выражать по конкретным поводам и, думается мне, были правы. Истина для ребенка всегда конкретна, для него она скорее образ, чем формула. Принципы кристаллизуются из привычек, а привычки - из повседневного опыта. Если б мне в то время стали говорить без всякого повода, что людей надо уважать, что ложь унижает и того, кто лжет, и того, кому лгут, и т.п., я бы, вероятно, пропускал все эти слова мимо ушей. Уважение к человеку и отвращение ко лжи ребенок должен видеть воочию, только тогда они могут укорениться и стать второй натурой.
Предвижу вопросы. Что значит "уважать человека"? Какого человека? Правильно ли в нашу эпоху обостренных классовых боев учить уважать всякого человека? И всякую ли ложь следует осуждать? Разве не заслуживают всяческого уважения наши отважные разведчики, подвигами которых так увлекается молодежь? А ведь им, чтобы обмануть врага, приходится лгать ежедневно, ежечасно...
Попробую ответить на эти возражения со всей возможной искренностью. И начну с вопроса о лжи, как наиболее простого. С моей точки зрения, в раннем детстве понятие лжи не нуждается ни в дифференциации, ни в социологизировании. Для ребенка ложь есть ложь, и страшна она тем, что, однажды войдя в его жизнь, она порождает ценную реакцию: ложь рождает недоверие, недоверие столь же необходимо порождает новую ложь. Я очень высоко ценю подвиг разведчика, но мне кажется, что силы для своего подвига настоящий разведчик черпает в зрелом отвращении ко лжи и насилию. Наука ненависти и наука хитрости не так уж сложны, чтобы их стоило преподавать с дошкольного возраста; придет время, и необходимые поправки на несовершенство мира будут сделаны. Будущему хирургу нет нужды с детства приучаться к виду крови, а будущему дипломату с пеленок привыкать к протоколу.
