Маркиз Романо поведал обществу, что его новый друг, господин рыцарь, знал Ринальдини. Тотчас все общество засыпало мнимого рыцаря вопросами.
Лаура спросила:
— Как он вам понравился?
— Со мной, — сказал Ринальдо, — он обошелся очень хорошо. Я был в его власти, но он не злоупотребил ею.
— А как он выглядел? — поинтересовалась графиня.
— Более благородным, чем позволяет ему его ремесло, — ответил Ринальдо.
Лаура отчаянно ругала Ринальдини, пока разговор не перешел на другой предмет.
Ночь прошла в танцах. Когда наступило утро, Ринальдо пошел не к себе, а на окраину города, где раскинулись сады и загородные виллы, дабы там насладиться дивным утром, что простирало посверкивающие рассветной влагой крылья над цветущими долинами. Шаги Ринальдо оставляли следы на росистых лугах, а взор его искал холм, с которого он мог бы обозреть прекрасную местность. Золотые лучи солнца переливались всеми цветами радуги в водных жемчужинках, небо и земля проснулись, и розовые пальцы Авроры дали волю чувствам Ринальдо. Он, прислонившись к пинии, окинул взором сверкающую долину. В слезах его тоже сверкали золотые лучи солнца, а на щеках пылал небесный багрянец.
Вдалеке мелодично и звонко шумел водопад, а еще дальше, с холмов, где паслись тучные стада, доносилась свирель веселых пастухов.
— Ах! — вздохнул Ринальдо. — Если бы я по-прежнему пас стада, как некогда на отцовских лугах! Если бы я, такой же веселый и бодрый, невинный и простосердечный, как эти пастухи, мог слить звуки моей свирели с ласковым дуновением ветерка! А что, если я уйду в далекую страну, возьму опять в руки пастушеский посох и укроюсь в глуши испанских пастбищ? Что удерживает меня в сумятице этого мира, в котором я, подстерегаемый опасностями, наверняка стану жертвой виселицы? Прочь, прочь из долин Сицилии, живей на душистые мирные луга Испании!
Слезы сопровождали его слова.
— О, я несчастный, — глубоко вздохнул Ринальдо и умолк.
Тут на холм поднялся живущий неподалеку отшельник, приветливо поздоровался с Ринальдо и сказал:
— Ты — несчастный? Почему ты несчастен? По своей собственной вине или по вине других?
— И то, и другое! — ответил Ринальдо, подавив тяжелый вздох.
— Учись терпеть и страдать, — продолжал отшельник, — это пристало мужчине. У Небес достаточно дорог, чтобы указать тебе спокойную тропу, если тебе не благотворней шагать тернистым путем. Подумай хорошенько, ведь все, что свершается, служит для твоего блага.
— Ты принимаешь подаяние? — быстро спросил Ринальдо.
