Лиза закричала на нее, не сдерживаясь:
— О, ради всего святого! Еще слез мне тут не хватало! Вон с моих глаз! Ты же знаешь, Коринна, я никогда не разрешала тебе плакать, да еще по такому поводу! Рыдать о том, чего ты даже не знала! Какая глупость! Отправляйся немедленно к себе!
Девушка не двинулась с места. Мать повернулась к Дану:
— Вот видите, что вы натворили! Что, Джеррольд специально прислал вас сюда, чтобы не дать мне спокойно жить? Что он просил мне передать? Скажете вы, наконец, или нет? Я не хочу больше тратить на вас время.
Дан снова перевел взгляд на Лизу.
— Все, что отец хотел вам сказать, содержится вот в этом письме, — тихо произнес он, доставая из кармана конверт. — Я не хотел причинять вам неприятности. Хотя вы сами, похоже, никогда не задумывались, сколько горя принесли мне и отцу. Все эти годы я никак не мог совместить в своей душе идеал женщины, матери и жены с образом той, которая могла оставить такого человека, как мой отец, да еще с маленьким ребенком. Мне трудно было поверить, что вы сделали это по доброй воле, а не в силу обстоятельств, но теперь я вижу, что это было именно так. Вот ваше письмо!
Он протянул ей конверт, Лиза схватила его. И на ее лице мелькнуло странное выражение, а в глазах вспыхнул злой огонек.
— Достаточно я уже наслушалась ваших упреков! — резко бросила она и быстро вышла из комнаты.
Дан стоял, глядя на дверь, за которой она исчезла, словно ожидая, что Лиза вернется. А у окна все еще рыдала Коринна.
В комнате было совсем тихо, слышались только тихие судорожные всхлипывания. Через некоторое время Дан наконец очнулся и заметил, что она плачет. У него было ощущение, что он находится в чужой, незнакомой стране и не может привыкнуть к чуждым звукам и окружению.
Девушка сидела опустив голову и закрыв лицо руками — воплощение горя и отчаяния, — что никак не сочеталось с ее вызывающим нарядом. Ей сейчас подошло бы одеяние уличного беспризорника. Она казалась маленькой и трогательной, с яркими, спутанными волосами, на которые падал луч света из окна, — и сердце Дана вдруг переполнилось жалостью к ней. Сестра! Родная сестра! Такая расстроенная!
— Почему вы плачете? — спросил он одновременно с удивлением и заботой.
Она подняла на него залитое слезами лицо. Тушь растеклась, помада была смазана. Он смотрел на нее, ошеломленный, потом поспешно отвел взгляд, словно видеть ее такой было выше его сил.
Коринна заговорила тоненьким, жалобным голосом, в бессильной злости сжав кулачки.
