Душа человеческая, привязанная горячими чувствами к земле, мечтает о небе. Но черное и голубое чередуются. И если в одном месте Ладинский говорит:
Так, покидая пепелище,
Пустой очаг, бумажные сор,
Мы грезим об ином жилище,
О воздухе небесных гор,
то в другом месте, в предчувствии летейского сна, он возражает самому себе:
О смертный, с позднею любовью
Припомнишь пламя очагов,
Дымок из труб, жилище, кровлю
И розы на столе пиров.
И в противоположность лермонтовской душе, которой «звуков небес заменить не могли скучные песни земли», — в душе, воспеваемой Ладинским, земное берет перевес над небесным.
Но ради небес умирая
На охапке железных пик,
Мы думаем не о рае, —
О земле наш последний крик.
Душа, собирающаяся в последнее отплытие, берет с собой «сухую горсточку земли», и даже ангелы, отлетающие домой, в райские рощи, «руками хватают черный воздух земной»
И блудный сын на пышном пире
Не может позабыть подчас
О том печальном тесном мире,
Где он свиней под дубом пас.
Прекрасны стихи Ладинского о расставании с землей: «Тенета бросил я на счастье» и «В каких слезах ты землю покидала» (Черное и Голубое).
Земля и небо перемещаются в сознании Ладинского. Душа, воспетая в его стихах, на небе вспоминает о земле.
Все кружится, и мы не знаем сами —
Привыкнуть надо к высоте жилья —
Не черные ли небеса над нами,
Не голубая ли земля?
Вторая тема поэзии Ладинского — стеклянный призрачный мир, бутафория, недостоверность нашей земной жизни и мысль о смерти — неизбежность «голубой мышеловки», в которой «вдруг захлопнет всех нас».
В черной зале вселенной,
В полотняной стране
Мир прекрасный, но бренный
Рушится, как во сне.
На великой сцене жизни мы только марионетки, которым сладок «оптики вдохновенья мимолетный обман». Ладинский раскрывает в своих стихах этот преображенный мир, где своя правда, своя условная красота. Он подчеркивает эту условность необычными эпитетами. Зима у него картонажная, театральная, луна — балетная, снег — бертолетовобелый, счастье — бумажное, глаза — подрисованные и румянец — поддельный. Стиль стихов Ладинского вообще отличается оригинальными эпитетами. Особенно неистощим он в эпитетах к розам. У него и черные розы, и голубые, ангелические, муниципальные, нордические, призрачные и даже тучные. В его поэзии вообще много свежести и новизны при простоте и ясности. Встречаются у него замечательные образы.
И, спрятавшись в углу за сундуками,
Я слушал в дальней комнате глухой,
