Дом был совершенно новый, когда они его купили в 1964 году, и это была третья кухня. Эркер и застекленную террасу «Флорида» пристроили позже. Сегодня утром было холодновато, то есть вчера утром, когда они со Стоной завтракали. «Твое пальто — в машине?» — спросила она мужа. С тех пор как он перенес инфаркт, ему нужно было очень тщательно заботиться о том, чтобы не простудиться. Она стояла с ним тут, на этом месте, поправляла ему платок в кармашке и галстук, сняла два волоска с его плеча, поцеловала его медленно, раскрытыми губами и сказала: «Я люблю тебя», — как они говорили друг другу из года в год каждое утро. Впрочем, в последние несколько лет она часто думала о том, как она обовьет его руками прямо у двери, прижмется к нему, обмякнув всем телом, и соблазнит его бросить работу тут же, не сходя с места, и сразу же улететь в Париано, а посуду от завтрака вымыть через месяц или два, уже когда вернутся.
Двадцать часов назад Нанни позволила мужу пройти к выходу через веранду. Она дала ему уйти, хотя видела, как ноги в розовых штанах остановились у въезда в аллею, заметила, какими странными были движения этих ног. Она тогда ощутила какую-то неправильность, что-то дурное. Стоя на веранде, в холоде, она почувствовала, как холодно Стоне, почувствовала так же четко, как ощутила сейчас холодное дуновение воздуха от въезда в аллею, где в патрульной машине, на фоне горящей в салоне лампочки, силуэтом темнела голова полицейского. Полицейская машина стояла там, где Стона остановил свой «мерседес», чтобы поднять газету, на том месте, где «мерседес» простоял весь день, пока люди с увеличительными стеклами и пинцетами ползали под приборной панелью и по сиденьям, постоянно извинявшиеся люди, которые не нашли ничего, кроме следа шины и кусочка синей краски. Холодный воздух омывал аллею, пробирался через сосны, сочился через сетчатую дверь, и легкие хлопчатобумажные брюки Нанни трепетали вокруг ее ног, словно бегучие струи воды.
Она сошла в гараж, и ее глаза быстро привыкли к темноте, пока она обходила свою машину. Желтовато-белый свет каретных фонарей падал сквозь окна, словно слабые отблески прожекторов. Нанни сразу заметила, что машина Стоны слишком выдвинута вперед. О чем же они думали? Там должно быть около шести футов, достаточно места, чтобы лечь на цементный пол между задним бампером и дверью гаража. Она прошла в промежуток между машинами. Как же Стона доберется до своих садовых принадлежностей, когда машину так сильно выдвинули? Они вообще-то умеют думать?
