Витька Мураш - победитель всех | страница 39

А получилось все, конечно, из-за меня. Из-за того, что я Наташку Кудрову по макушке стукнул.

Наташка ко мне все время пристает. Ну, не так пристает, конечно, как ребята, — ко мне в поселке из наших никто не пристанет, потому что им же хуже будет. Наташка пристает ко мне как-то странно, я даже точно объяснить не могу.

Ну, например. Сидит она на своей парте сзади меня. У доски кто-нибудь отвечает. А Наташка начинает пальцами барабанить. Меня она не трогает, а стучит по своей парте, прямо за моей спиной. Никому, наверное, и не слышно, а мне слышно. Она такт отбивает, как будто на барабане играет. Сначала мне будто бы все равно. Сижу и слушаю, что там у доски говорят. Но постепенно Наташкин барабан мне все больше и больше начинает лезть в уши. Я стараюсь ее стук не слушать, но получается как раз наоборот. Через минуту я уже не слышу, как урок отвечают, а слышу только, как она барабанит.

Я говорю не оборачиваясь:

— Перестань!

Она перестает. А потом опять начинает.

Главное, что ее никто не слышит, кроме меня. А у меня слух уже такой становится, что я даже слышу, как она пальцами шевелит, а не то что по парте стучит.

Я опять говорю:

— Перестань, в перемену получишь.

Она снова перестает на минуту, а потом — опять дальше поехали.

Если я еще раз не скажу, она будет барабанить хоть до конца урока. Но если я скажу в третий раз, то больше уже никакого барабана не слышно. Как будто она специально ждет, пока я три раза скажу.

А после этого она сидит жутко довольная, как будто ее вареньем намазали. Я просто спиной чувствую, что она довольная, хотя и не смотрю на нее.

Зачем ей это нужно, не понимаю. Если бы я понимал, то, может быть, и перестал бы ее стук слышать. А так — не могу. Но и бить ее тоже будто не за что. Она же по своей парте стучит, а не по моей. И жаловаться на нее нельзя. У нас в классе если кто пожалуется, потом лучше на улицу не выходи.

Но в понедельник я все-таки не вытерпел.

Потому что она новую штуку придумала.

У нее с парты карандаш упал. Не знаю, нарочно она его свалила или просто так получилось. Но поднимать она карандаш не стала, наоборот, закатила ногой под парту и начинает его там подошвой катать.

Карандаш граненый. И я слышу: р-рык-р-рык, ррык-р-рык.

Самое главное, что слышу только один я. Остальные сидят и слушают, как Мария Михайловна урок объясняет.

Я говорю:

— Перестань.

Она перестала.

А через минуту опять: ррык-ррык, ррык-ррык.

Но тут уж я не стал говорить ни во второй, ни в третий раз. Обернулся и ляпнул ей по макушке.