— Как прошла встреча с Роландом? — спросила Сюзанна.
— Было много чего сказано. Барц стал очень разговорчив. Не знаю, умеет ли он так же хорошо слушать, но по болтливости ему нет равных.
— А мне казалось, что он тебе симпатичен. — В словах Сюзанны чувствовалась настороженность. Фабелю приходилось следить за собой при каждом упоминании о будущей работе — ситуация была такова, что любое сомнение в его голосе могло спровоцировать ссору.
— Так и есть. То есть так было в детстве. Но люди меняются. Сейчас Роланд Барц — совсем другой человек. Но с ним все в порядке. Просто он слишком возомнил о себе.
— Он предприниматель, а они все такие, — заметила Сюзанна. — Его фирма не стала бы преуспевающей и он не смог бы предложить тебе такой оклад, если бы его мучили сомнения. В любом случае совсем не обязательно любить того, с кем работаешь.
— Все в порядке, — заверил Фабель. — Честно. И не переживай — я не собираюсь оставаться в полиции Гамбурга. Я сыт этим по горло. — Он сделал большой глоток пино гриджио, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он никак не мог выкинуть из головы печальное, растерянное и полное отчаяния лицо Георга Айхингера. Лицо, стоявшее у него перед глазами на протяжении всего ужина с Барцем.
— Что-то не так? — спросила Сюзанна, уловив его вздох.
— Никак не идет из головы Айхингер и весь тот бред, что он нес перед тем, как застрелиться. Он говорил, что понял, проснувшись, что он не настоящий. Что, черт возьми, он имел в виду?
— Деперсонализация. Мы все в какой-то мере ей подвержены. В основном через стресс и переутомление. В случае Айхингера, возможно, все было гораздо серьезнее. Не исключено, что у него развилась диссоциативная фуга.
— Мне казалось, что это происходит, когда люди теряют память. Просыпаются словно в новом городе, с новой личностью или при отсутствии таковой.
— Подобное иногда тоже случается. Сильное нервное потрясение может вызвать нарушение целостности личности. Защитная реакция на отрицательные эмоции проявляется у них в блокировке памяти, вследствие чего такие люди не в состоянии вспомнить, кто они такие. И они начинают осознавать себя как новую личность, пока без биографии.
— Но Айхингер не терял память!
— Да, это так. Но если бы он не покончил с собой, то мог бы выйти в дверь и просто исчезнуть. Не только для окружающих, но и для себя тоже.
— Видит Бог, сколько раз мне хотелось сбежать от себя самого. И когда я стоял перед Айхингером, нажимавшим на курок, был именно такой случай, — горько улыбнулся Фабель.
