То же леди Гита сказала и супругу. Ее голос звучал резче обычного, но когда лорд Эдгар вместо ответа повторил свою похвалу Этелингу, его жена даже растерялась.
— Ты что же, всерьез готов принять условия его сватовства?
Барон Эдгар прошел к огню, поставил ногу на каминную полку и, облокотясь на колено, глядел на языки пламени.
— В другое время я бы мог подумать об этом всерьез, но не сейчас. То, о чем сказала танам Милдрэд, надо выполнить. И я сегодня же отправлю почтового голубя к настоятельнице Бенедикте. Будет лучше, если наша дочь и впрямь какое-то время пробудет в ее обители.
— Вот там и отмолю свою ложь, — отозвалась девушка, с самым невозмутимым видом прокалывая иголкой ткань.
Она держалась раскованно, хотя, когда Эдгар расхваливал Этелинга, у нее екнуло сердечко. А вдруг отец и впрямь задумался об этом сватовстве? Но жених ей не понравился! В супруги себе Милдрэд хотела кого-то позначительнее… да и покрасивее, если уж спрашивать именно ее!
И она тут же ловко перевела разговор на то, что никто не имеет права принуждать гронвудского барона, и даже топнула, опрокинув маленькую скамеечку у ног.
— Отец, скажите, что я хорошо все придумала, избавив вас от этих заносчивых танов! Вы ведь сразу поддержали меня — значит, согласны.
Эдгар молчал. Его силуэт на фоне огня казался темным, и девушка не могла понять, как он ко всему относится. А вот мать по-прежнему хмурилась.
— Супруг мой, ты ведь понимаешь, что Милдрэд придумала это не только ради отказа Этелингу, но и чтобы иметь повод уехать. Она наслушалась твоих рассказов о других краях, вот и рвется… Если ей так уж нужно прикинуться монахиней, она вполне бы могла пожить в соседней обители Святой Хильды, настоятельница которой моя добрая подруга. Но отправляться через всю раздираемую войной Англию… Не то время нынче, — добавила она сурово.
Да, времена выдались неспокойные. Война длилась уже много лет, дороги были небезопасны, любая поездка сопрягалась с риском, и только стены крепких замков могли уберечь человека от бед. Леди Гита знала об этом и не понимала, почему супруг с такой готовностью решил потакать выдумке дочери. Их единственное дитя… Баронесса до сих пор еще не оправилась после смерти сына, и ей невыносима была мысль о том, что и дочь подвергается опасности.
Она взглянула на Милдрэд, но та не разделяла страхов матери и смотрела на отца блестящими глазами, ожидая его решения и напоминая сокола, рвущегося с насеста. Но она ведь не сокол, а юная девушка, очень красивая, очень богатая и очень слабая. У баронессы слезы навернулись на глаза, когда она поняла: муж и дочь заодно, они уже все решили и ей не переубедить их.
