— Восхотела ли, дево, приять святое крещение? — строже спросила проповедница.
— Да, сестрица, — с таким же поклоном ответила девушка, чувствуя, как, несмотря ни на что, закипает внутри ее всегдашнее озорство.
— Опять хвалю, но внемли: трудом, постом и молитвой взыскуется благоволение спасителя!
— Приказывай, сестрица.
— Тако, раба. Верю, ибо исповедую. Слушай же…
Старуха скособочилась, и голос ее стал жестким.
— Ныне мать-странноприимица и я, местоблюстительница брата пресвитера здесь, благословили тебя на подзвездное послушание. Разумей, дево: первопослушницею станет сестра Агапита, ты же токмо подручною. Верою и любовью приемли научения твоей наставницы Агапиты — и спасет тя Христос… Сестра Агапита, зри: многое тебе нами даровано, за многое же взыщется. Ступайте во Христе. К утренней зорнице кликну.
— Аминь, — с раболепным поклоном произнесла Агапита.
Капитолина знала, что подзвездным послушанием назывались ночные работы во дворе, на огороде и в лесу, где странники тайно косили траву для Минодориной скотины, но никак не верилось, что ее выпустят из подвала. Переступив порог молельни, где Платонида осталась «изгонять беса недуга из болящей сестры Неонилы», Капитолина позабыла все свои треволнения и, шальная от радости, бросилась к себе в келью.
— Сестра Капитолина, стой-ко, — позвала Агапита.
Девушка остановилась.
— До послуха потрапезуем, — строгим тоном старшей заговорила женщина, подходя вплотную, — а как затемнеется, жди брата Прохора; он поведет нас картошку полоть.
Она оглянулась и одними губами произнесла:
— Не прыгай. Заметно. Платок не сымай.
Нахмурившись, Агапита ушла вверх по лестнице.
Озадаченная неожиданным предупреждением странницы девушка стояла возле дверцы кельи, прислушиваясь, как стучит в висках взбудораженная кровь. Мысли путались, будто в испуге шарахаясь одна от другой, вопрос перепрыгивал через вопрос. Неужели Агапита не изменила своему слову и верна дружбе с нею, с Капитолиной? Иначе зачем бы она предупредила ее быть степеннее. Но ведь она же всячески распиналась перед Платонидой и Минодорой? Значит, доносчиком был все-таки Калистрат? Но зачем Агапита сейчас ушла в верхние комнаты? Выходит, Прохор Петрович пойдет в огород, быть может, станет караулить? Значит, одной Агапите все-таки не доверяют? Почему нельзя снимать платок?..
Запутавшись во множестве вопросов, девушка наконец махнула рукой: пускай, лишь бы поскорее на волю, побольше вдохнуть свежего воздуха, а там не удержать ее и десяти Коровиным!.. К принесенной Варёнкою ячменной каше она не притронулась, но не смогла удержаться, чтобы не проследить за Калистратом: подслушала, как, громко сопя, он вышел из кельи, подсмотрела, как, мелькнув голыми ногами, скрылся за дверью на лестнице.
