Девушка вошла и, помня, что здесь на нее нападали сзади, остановилась у самой двери.
Однако, к ее удивлению, странноприимица повела себя совсем по-иному, чем когда бы то ни было прежде: она не влепила дурочке обычной в таких случаях затрещины, не обругала ее отборными словами, но благодушно оскалилась и даже пошутила:
— Приволокла одра заместо бобра… Агапитку зови, дурында.
Захихикав и ударяя себя ладонями по бедрам, что она делала в подражание обожаемым ею курам, Варёнка умчалась снова.
Капитолина уже надеялась, что необычайно веселая сегодня Минодора тотчас прикажет ей выйти вон, но этого не случилось. «Сейчас начнет, — чувствуя, как затрепетало сердце, подумала девушка. — Вскочит или не вскочит, завизжит или не завизжит? Если приблизится и замахнется, я всажу ей ножницы вон в то место». Всматриваясь в светлую полоску между лбом и кольцом бронзовых кос Минодоры, девушка нащупала а рукаве острия ножниц. Но Минодора не вскочила, не взвизгнула и не подбежала. Оглядев Капитолину, она самодовольно откинулась на спинку стула и, видимо позабыв, что спешит на плотину, заговорила медленно, точно напоказ процеживая слова сквозь белые острые зубы.
— Ну что, царевна-королевна, очухалась?.. Ишь те харю-то как разукрасило, фонарь к фонарю, хоть картину рисуй. Невеста у Калистрата Мосеича ни в сказке сказать, ни пером описать! Не желаешь ли вон в зеркальце поглядеться?
Она сощурилась, выдав крупные морщины на лице, и захохотала. Смех ее был настолько поддельным и неприятным, что девушка побледнела, но в разговор вмешалась Платонида. Смекнув, что происходит с Капитолиной, хитрая старуха сердито стукнула посохом:
— Ступай в обитель, раба. Не ты потребна матери-странноприимице!
Польщенная высокопарным величанием старой проповедницы, Минодора повелительно махнула девушке рукой.
Столкнувшись в дверях с Агапитой и Варёнкой, Капитолина вышла в пустую горницу Коровина и почувствовала, как подкосились ноги: еще мгновение и она, быть может, стала бы жертвой странноприимицы или ее убийцей. Запрокинув голову и пересилив саднящий в горле комок, девушка всей грудью хлебнула воздух. «Раба? — одними губами прошептала она и тут же зло усмехнулась: — Фиг я вам раба!.. Дурой побывала, факт налицо, а уж рабой — извини подвинься! Спасибо, вылечили, до гробу не забыть, а кверху пузом сами плавайте, мне еще жить охота». Она рывком отодвинула медный образок Христа в терновом венце, нажала тайную щеколду в иконостасе, но, ступив на внутреннюю лестничку, остановилась, привлеченная раздавшимся за стеной голосом Минодоры.
