Этот человек был, по мнению Минодоры, много пронырливее и деятельнее Платониды, пользовался безусловным расположением пресвитера и мог бы оказаться верным защитником узарской обители перед всесильной, главой общины. Но хозяйку дома смущали частые споры Гурия с проповедницей. Зырянин, хоть и косноязычно и потому путано, как будто ратовал за баптистов ли, хлыстов ли, тогда как Платонида, злобясь на ересь Гурия, с пеной на подбородке отстаивала древлее благочестие основателя и первопресвитера общины скрытников старца Даниила, прямо называя его тринадцатым апостолом. Минодора не знала, как относится пресвитер Конон к другим сектам, порицает их или действует заодно, и колебалась между Гурием и Платонидой, боясь остаться в проигрыше.
Эту-то загадку и хотела она отгадать.
— А Гурьку начто травишь? — выслушав поток укоров и обличений разгневанной Платониды, спросила Минодора. — На кой черт велела старику сунуть в хлев этого зырянина? Али повеления пресвитера не помнишь?
— Хлыстовскому холую не ведаю иного послуха, как токмо в навозе. А перед братом Кононом ответствовать сама умею. Его повеление — мое хотение. Он — отрок предо мною и благословлен моим крестом. Тебя спрошу: доколе станешь мешаться в общинные каноны, мать-странноприимица? Доколе будешь попирать в обители власть местоблюстительницы пресвитера, сиречь мою власть? Мало тебе мзды от послуха братии? Куда еще лихоимствуешь?
Минодора в душе рассмеялась: «Ишь, разглаголилась словесами-то, по-русскому говорить разучилась. Передо мной-то чего выкомаривать?.. Хотя верно: родная сестра Антипке Пресветлому, пятьдесят годов странствует, привыкла язык ломать». — И с той же нарочитой язвительностью проговорила:
— А тебе завидно? Ну, ин забирай свою половину — и скатертью дорога. Только чтобы я твоего хвоста здесь больше во веки веков не видывала!
— Единой не изыду, обитель за мною пойдет, — пригрозила проповедница, хотя уходить из Узара не собиралась: из семи обителей округи здешняя была богатейшей и безопаснейшей. — Кому из всего братства и сестринства я не восприемница? Кого не обратила, кого не крестила? Чей глас для общины выше?.. Токмо разве глас Христа!
Пристукнув костылем, Платонида встала.
— Свое сама отберу, — тихо, но твердо сказала она и кивнула на сундук. — Ты наипаче деньги припаси.
Не оглянувшись на странноприимицу, проповедница похромала к двери горницы и уже открыла ее, но Минодора сердито проговорила:
— Опнись-ко, ты!.. Всякая птица своим носом сыта; чаю хоть выпей с вареньем да с кренделем.
