Алаверды тянулся губами к руке хирурга, маленькой, с гибкими пальцами — нежными, сильными. Шахтеры снимали фуражки, ушанки, встречаясь с Раисой Ефимовной, улыбались приветливо.
И Батурин перестал смотреть на Раю, как на берег незнакомой земли, первым стал здороваться с ней, чего не делал, встречаясь, ни с одной женщиной, не говоря о мужчинах. Уступал дорогу новому главврачу…
Романову сделалось спокойно за Раю. Настороженность его укладывалась, хотя и просыпалась каждый раз, когда начальник рудника останавливал свой молчаливый взгляд на нем — новом своем заместителе. С волнением Романов ждал той минуты, когда дело коснется определения его судьбы: сможет он перебраться на эксплуатацию тотчас же, на что рассчитывал, меняя назначение в «Арктикугле» в Москве, нет ли? Борзенко Борзенкой, но если Батурин окажется несговорчивым… Начальнику рудника работать с Романовым на Груманте, а не управляющему трестом Борзенко. Ждал. И спешил к этой встрече, и побаивался ее: помнил стычку с Батуриным в шахте. Минута пришла.
Как-то он столкнулся с разнорабочим порта Гавриковым. Парень закончил десятилетку, работал в Кемерове бутчиком, проходчиком. «Завербовался», на Шпицберген. Приехал в Москву. В отделе кадров «Арктикугля» сказали: «Места бутчиков уже заняты. Хочешь — оформляйся разнорабочим: на острове перемахнешь в бутчики… там это просто…» Гавриков поехал на Грумант. Приехал. Побежал к начальнику рудника — Батурин отрезал: «Разнорабочим приехал… и выполняй разные работы, стало быть. На материке надобно было думать, когда трудовое соглашение подписывал. Нет вакантных мест в шахте!» Гавриков «выполнял разные работы» в Кольсбее… Не проходило дня, чтоб он не «учудил» что-нибудь такое, после чего смеялись не только на Груманте, но и в Баренцбурге, и на Пирамиде, — добивался того, чтоб его выгнали с острова, вернули на материк, где он сможет работать там, где захочет, делать то, к чему душа лежит.
Романов рассказал Батурину о рабочем, «обманутом в тресте», рассказал не только потому, что искренне хотел помочь парню, но попробовал прощупать Батурина и насчет своего.
— Надо помочь пареньку, — сказал он, наблюдая, Батурин поднял голову, посмотрел на Романова так, что нельзя было не почувствовать: в его памяти ожила, живет теперь встреча с ним, Романовым, в шахте. Молчал.
— С каждым из нас может случиться такое, — подтолкнул его осторожно Романов, прищурился. — Обстоятельства, Константин Петрович, бывают нередко сильнее наших желаний…
