"Куда это Лао пошел?" — подумал путник и, приподнявшись, выглянул в низкое окно. От духана быстрым шагом удалялся человек, но это был не Лао, а кто-то показавшийся путнику смутно знакомым: и одежда на нем была знакомая, и узелок на плече, и прихрамывал он совершенно знакомым образом. "Если бы я не лежал сейчас на кровати, то подумал бы, что вижу себя!" — усмехнулся путник, потирая глаза. Вдруг он замер, как пораженный громом, и с ужасом уставился на свои руки. На свои руки старика с серой дряблой кожей, с опухшими в суставах пальцами, с заскорузлыми желтыми ногтями.
Духанщик Лао оказался колдуном и вором! Пока доверчивый путник спал, он украл не только его одежду, но и тело. "Так вот зачем он выспрашивал! Он теперь будет выдавать себя за меня," — догадался путник и бросился в погоню. О, легко сказать — бросился! Доставшееся юноше тело, тело старика, было способно едва ковылять, но и это не все. Духан словно сговорился со своим хозяином: дверь комнаты не хотела открываться; из стен повылазили сучки, мертвой хваткой цепляющиеся за одежду; циновки, устилающие пол, вдруг начинали скользить под ногами, а половицы разъезжались в стороны или проламывались. Когда же путник все-таки выбрался во двор, похитителя и след простыл, растаял в тумане, окутывающем Белую реку и мост, и берега. Путник пробовал идти наугад, но куда бы он ни шел, рано или поздно, опять утыкался в распахнутые двери духана, а туман все не рассеивался и время словно застыло…
Среди столичной знати, среди торговцев и чиновников умение Лао готовить блюда из рыбы ценилось очень высоко. Многие даже специально посылали слуг, чтобы те привезли к столу запеченую или отварную, тушеную или маринованую, копченую или соленую рыбу от Лао. Но жареную рыбу можно было попробовать лишь в самом духане. Ну, и что? Ездили. Сидели в своих богатых одеждах рядом с простыми дехканами и пастухами, караванщиками и ремесленниками — не чинились. Ведь сам император не считал для себя зазорным при случае пообедать у Лао.
Вот только ночевать в духане никто никогда не оставался, и никто никогда и краем глаза не видел кухню, на которой старик Лао творил свои кулинарные чудеса. "Говорят, он в родстве с колдуньями Вэй, — шептались за спиной, — Оттого и не умирает, оттого и готовит так вкусно. Но колдовство его доброе. Да, доброе… Днем, уж точно."
И никто из сплетников никогда не видел, как каждый вечер старик Лао выходит на балкончик над Белой рекой, чтобы поймать рыбу для ужина НА ДВОИХ. Как он бросает трепещущую рыбу на стол, и острые ножи сами взлетают и разделывают ее, а громадная сковорода сама подхватывает готовые куски и уносит к очагу, а над скворчащей в масле рыбой порхают в танце пряности и приправы. И как сам старик Лао сидит, сгорбившись, на низкой скамье и не отводит глаз от входной двери…
