— Вы кто? — дрожащим голосом рискнул спросить Женька.
— Я-то? На все руки мастерица, Ледяница-Студеница, Болотница-Охотница, Обманщица-Лихоманщица — зови, как хошь. В сей час я — Ледяница-Студеница, в другой — Болотница-Охотница, в третий — Обманщица-Лихоманщица. Голосом такова же, а обличьем — иная. Как обличье поменяю — значит, час прошел.
«Снится мне это, что ли? — подумал Женька. — Или все это наяву?»
— Привиделась я тебе, — словно прочитав Женькины мысли, пояснила Ледяница-Студеница. — А уж во сне ли, наяву ли — сам суди. Зимой бы повстречались, так худо б тебе уже сейчас было. Зимой у меня это обличье самое злое, а иные — добрее. Сейчас же, летом, я добрее всех, прохладу дарю, жару остужаю, а вот увидишь меня Обманщицей-Лихоманщицей — жди беды! В том обличье от меня спасу нет!
— Чем мы вам помешали-то? — спросил Женька.
— Заклятье на этом озере лежит. И я тому заклятью перечить не могу. Пятьсот лет между небом и землей скитаюсь, пятьсот лет бог и сатана за мою душу сражаются. Когда господь превозмогает — добрые дела делаю, удачу приношу, а когда нечистый — зло творю и людей гублю. Не в добрый час твой отец сюда поехал и не в свой день. И тебя повез, несмышленого.
— А почему «не в свой день»? — спросил Женька.
— Потому что у меня всем рыбакам здешним роспись имеется, список то есть. И на каждого дни установлены: кому удача, кому неловея, а кому и беда прописана. Разумеешь ли?
— «Неловея» — это когда рыба не ловится? — уточнил Женька.
— Так и есть, — подтвердила Ледяница-Студеница. — Батюшке твоему на нынешние сутки беда прописана. А дурню тому, Валерию, на прошлые сутки была беда назначена. Валерий-то в свою беду уже попал, да отец твой его от нее увезти решился. А того не знает, что не от чужой беды уезжает, а с собой две беды везет. И третью, твою беду — здесь оставил. Не простит вам нечистая сила, а господь за гордыню вашу от вас отступился…
— И что будет?! — с трепетом душевным спросил Женька.
— Отец твой Валерия к лекарям отвез да от беды избавил, — степенно и издалека начала Ледяница. — Но заклятье-то Валерьеву беду на его плечи перевалило. Скрутила раба божьего Павла нутряная язва. Это первая беда. Если б он об тебе не переживал, то остался б у лекарей и уже облегчение мукам обрел. Однако ж он, болезный, сухим путем покатил обратно, тебя выручать с острова. Но до реки не доехав, сознания лишился, коляску свою самобеглую разбил да и сам покалечился. Это его вторая беда была. Правда, добрый человек навстречу ехал, остановился, подобрал да и повез обратно в лечебницу. Может, и вылечат его, да только коли узнает он, что ты на острове сгинул — не перенесет. Вот это третья беда будет.
