– Останься лучше, Кирюша, дома!.. Видишь, время-то какое непутевое!.. Как бы беда какая не вышла! Не потони!..
Кирик тревожился и сам. Но он не хотел показывать своего чувства перед матерью и, стараясь казаться бодрым, ответил:
– Ничего не приключится, мамушка!.. Надо же кому-нибудь работать…
– А то остался бы, родной, – сказала Анисья. – Болит что-то у меня сердце за тебя!..
Слова матери вселили в Кирика страх… Но он подумал: «У матери всегда за нас сердце болит!» – и решительно заявил:
– Нет, мамушка, поеду!
И даже пошутил с Варюшкой:
– Гостинцу тебе, Варюшка, из города привезу!
Варюшка от удовольствия разинула до ушей рот и засмеялась:
– Пливези, Килюска!
Анисья крепко-крепко целовала его на дорогу, точно отправляла на смерть. А когда он отъехал от ворот, все долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду…
У въезжей избы Кирик остановился. Быстро он взбежал по ступенькам крылечка и вскоре вынес, сгибаясь под тяжестью, корзину и чемодан путника. Страховой агент, высокий мужчина, с аккуратно подстриженной бородкой, в бараньей шубе и в мерлушечьей шапке, недоверчиво посмотрел на него.
– Довезешь, малец?..
Кирик выпрямился во весь рост и с достоинством ответил:
– Не впервой езжу!.. Довезу!..
– Не искупаемся в овражках?..
Кирик засмеялся;
– Зачем же купаться?.. Вот подождем лета, тогда купаться станем!
За селом начинались пашни. Местами уже чернела земля, и на буграх с криком разгуливали первые прилетные грачи, поворачивая к дороге черные головы.
Солнце косыми лучами золотило встречные березки.
Кирик стоял на передке, бойко потряхивал веревочными вожжами и резво понукал Карюху:
– Н-но, милая!.. Потрудись!..
Он думал о том, как бы поскорее добраться до вымощенной трактовой дороги. Она начиналась за десять верст от Камаевки. Ехать по ней было уже безопасно. На топких местах там были возведены насыпи, а через овраги устроены плотины и мосты.
Он мысленно прикидывал, сколько верст проехал и сколько еще осталось ехать. В трех верстах от их села находилось первое топкое место – Устин дол. Маленький ручеек этого дола пересыхал летом. Но зато весной он превращался в глубокую и бурливую реку… Кирик знал, что в Устином долу во время распутицы однажды даже утонул их сельчанин – мужик.
«Только бы благополучно миновать Устин дол! – думал он. – А там Кривая балка уже не так страшна…»
Кривой балкой назывался второй небольшой овражек на пути.
Он время от времени поглядывал на солнце. И ему казалось, что оно с неимоверной быстротой поднималось все выше и выше и жадно пило влагу, растопляя глубокие снега. Поля курились белым прозрачным паром. Далеко в небе слышался крик перелетных птиц.
