А может, дело в настенных фресках, растительный орнамент которых с гирляндами цветов и венков вызывает у него отдаленные ассоциации с украинским рушником?
Или незнакомая ему органика в сочетании мощи каменных громад костелов с ощущением полудеревенского хозяйского двора.
Но он не торопился с определениями. Просто накапливал ощущения. Они потом сами сориентируются по отношению друг к другу.
Надо обойти, не торопясь, еще раз площадь, подумал он, приближаясь к углу с щелью улочки, и неожиданно для себя свернул в эту улочку, и потом еще в одну, и оказался у задворок Старого города. Ладно, подумал он, глаза и ноги умнее, пусть выбирают сами. Остатки крепостной стены и рва — круглая пузатая башня из новенького красного кирпича, арка-проход. Плотный мужчина впереди, несший под мышкой сложенную домашнюю стремянку, сворачивает за дом и исчезает. А впереди него по проходу в арке уже идут две школьницы. Одна без шапочки, с мокрыми от тающего снега волосами, эти мокрые слипшиеся волосы над покрасневшими от холода щеками и носом как будто включают звук: «Кася! Я кому сказала! Одень шапочку! Или опять хочешь с температурой под сорок лежать?» — «Ну, мама! Ну, одно и то же! Как не надоест?!» Хрен их оденешь, подумал он с привычным родительским раздражением. А у второй девочки на пузатые тяжелые башмаки нахлестывали абсолютно мокрые штанины мешковатых джинсов — точно в такие ботинки обулись, в такие джинсы в прошлом (или позапрошлом?) году оделись тинейджеры в его Орехово-Борисове. Он по привычке попробовал сосредоточиться на лицах, должен же быть какой-то польский тип. У той, что с мокрыми (рыжеватыми) волосами, светлые глаза, круглое, чуть скуластое лицо; у второй голова чуть крупнее, лицо вытянуто, но все смягчено еще детской припухлостью щек и губ — точно такие же школьницы расходятся после уроков у него дома, в Москве и в Малоярославце… А может, так? Может, вспомнил он соответствующее место из Соловьева, вятичи? Племя, пришедшее «от ляхов», осевшее на Оке? Калужанки и варшавянки — они же одного корня? То есть одна порода? К лицам на улицах он начал присматриваться с первых же часов, но ничего нового, не обжитого им дома не обнаруживал. Понятно, что ты не в Испании и не в Тунисе. Но открыл же он для себя, скажем, в безликой на первый взгляд Дании свой завораживающий тип женского лица. Да что там Дания! За два дня в Перми он научился угадывать в лицах на улице отсвет пермской породы. А здесь, если смотреть на лица, как и не уезжал никуда.
