Не понимая ни слова, я просто впитывал атмосферу праздника общегородского, а по ощущению — деревенского праздника. Здесь были не только и не столько, как почему-то мне ожидалось, старики. Основной состав прихожан составляли мужчины от тридцати до сорока. Это не наш Малоярославецкий храм с двумя десятками бабушек и несколькими молодыми мамашами, принесшими крестить младенчиков. Сход к молитве был как бы отдельным действом. Общегородской мужской тусовкой. Правоверные приходили пешком, приезжали на мотороллерах, на велосипедах. Велосипеды и мопеды уже в три слоя покрыли вытянутое метров на триста подножье стены мечети. Пришедшие окликали друг друга, здоровались, обнимались. Раздвигая толпу, прошел красавец-негр в ослепительно белом джаляби с толпой охранников, сзади медленно проталкивался его черный «Мерседес». Они прошли мимо дверей мечети, куда-то в глубь Медины, но через несколько минут негр вернулся, сопровождаемый уже только двумя арабами-охранниками — бугры от пистолетов на их темно-серых костюмах уже опали.
Перед входом в мечеть толпа ожидающих, когда передние разуются. Внутри двора мечети — я вижу это через головы в проеме дверей-ворот — черно от сидящих на циновках мужчин. Свободных мест не видно.
Улица по-прежнему забита людьми, но я вижу, как сидящие внутри разом приподнимаются и встают на колени. Из громкоговорителей над улицей раздается голос читающего суру. Молитва началась. Становится тихо. Мальчики, крутившиеся вокруг меня («Месье — профессор? Профессор, да?»), затихают. Я закрываю свою книжку, куда записывал происходящее. Вынуть из рюкзачка фотоаппарат и видеокамеру не осмелился.
Голос читающего суру заполняет улицу. Он собирает всех пришедших как бы в одно тело. Возникает ощущение почти физического присутствия этого тела. Сидящие в мечети на коленях разом сгибаются, касаясь лбом пола, выпрямляются и снова склоняются. Голос вдруг затихает, секунда тишины и неподвижности, и слышен как бы выдох — одновременный из тысяч грудей — какого-то слова. И снова взмывает голос ведущего, руки разом сверху вниз — умывают лица, толпа, стоящая на коленях, падает вперед, я вижу выгнутые спины. Выпрямились, замерли.
Молитва длится. Состояние завороженности, возникшее в начале службы, ослабевает. И не только у меня. Торговцы вокруг тихо переговариваются, мальчики отбежали подальше к улице, слышны их голоса. Хочется курить, и я спрашиваю у молодого араба, сидящего рядом: «Вот эти шопы у нас за спиной все клоуз?» — «Проблем?» — «Нет, просто покурить хочется, а здесь неловко, никто же не курит». «Да, — кивает он и улыбается. — Пойдем».
