— Это единственный экземпляр?
— Нет, конечно. Она, несомненно, встречается в частных коллекциях, но обладатели этого сокровища предпочитают о нем помалкивать…
Еще там были два самых настоящих, правда сильно под порченных ржавчиной, меча времен Александра Невского. Один прямой и узкий русский меч и широкий, длинный, двуручный — тевтонский.
Кроме того, там было много всевозможных штыков, финок, охотничьих ножей. Все это покоилось в специальных деревянных гнездах.
А на полках и книжных шкафах стояли начищенные до ослепительного блеска серебряные «баташевские» самовары, и попроще из красной меди. Старинные среднеазиатские кумганы, с изящными длинными носиками и изысканно-высокими горлышками, старинные серебряные братины, золоченые кадила в виде храма, огромные, позеленевшие от времени металлические подносы, на которых можно подать целиком зажаренного барана, изумительные чугунные фигурки и целые композиции старинного каслинского литья, много бронзовой кабинетной скульптуры.
На письменном столе стоял невероятно красивый письменный прибор в стиле барокко, выполненный из малахита и позолоченной бронзы.
Все это в подробностях я рассмотрела потом, а в тот вечер просто остолбенела от восторга.
— Как здесь прекрасно! — прошептала я.
— Металл — это моя слабость… — словно бы в оправдание сказал Академик.
— Это же самый настоящий музей, — возмущенно сказала я. — Зачем вы меня сюда привели, когда уже пора ехать? У меня просто глаза разбегаются… Чтобы все внимательно рассмотреть, нужно несколько часов…
— Прекрасно, — тихо сказан Академик, — значит, у вас есть причина сюда вернуться…
— А вы этого хотите? — с глупым кокетством спросила я.
Впрочем, не такое уж оно было и глупое. Что мне еще оставалось? Сразу же с ним согласиться? Без прямого приглашения? Получалось, что я чуть ли не набиваюсь на эту экскурсию.
— Да, очень, — глядя мне прямо в глаза, ответил Академик.
— А хорошо ли использовать в корыстных целях такую женскую слабость, как любопытство? — спросила я не отводя глаз.
— Когда женщина очень нравится — все средства хороши, — раздвинув губы в улыбке, сказал Академик, но глаза его не улыбались. В них был напряженный вопрос.
— Это же совершенно беспринципно, — улыбнулась я.
Мне что-то стало не по себе от его пронзительного взгляда, я поняла, что заигралась, и попыталась свести все на шутку. — У каждого влюбленного собственные принципы, — сказал он.
— А по каким дням музей открыт? — попробовала я продолжить шутку.
