— Недавно здесь… Диверсант…. Расскажешь все — будешь жить, обещаю. Что толку нам тебя повесить, сам понимаешь… А так — составим рапорт о твоей группе, мне — благодарность, тебе — жизнь за то, что помог и вину свою осознал. Чем ты виноват?.. Поверил большевикам, обманут… Ну, когда вас выбросили? Молчишь… Николаев! Николаев, проведи «товарища» на экскурсию.
Николаев, тоненький юноша с нервным лицом, подошел к сидящему Гривцову:
— Позвольте руки…
Он ловко связал ему сзади руки и сделал приглашающий жест:
— Прошу…
В полуподвальном помещении, где свет скупо проникал сквозь маленькое пыльное окошко под потолком, Гривцов увидел деревянный топчан, весь в засохшей крови. Николаев вежливо произнес:
— Прошу садиться… Зубной боли не боитесь? — и указал на обшарпанную бормашину. Гривцов невольно стиснул зубы.
— Простите, вы женаты? — Николаев говорил необыкновенно светским тоном. Он взял кузнечные клещи и повертел их в тонких белых руках… Потом потрогал маленькие щипчики: — Вы, наверное, не привыкли ухаживать за своими ногтями…
Гривцова затошнило… Николаев, внимательно следящий за его побледневшим лицом, ногой подвинул по цементному полу жестяной таз:
— Вам дурно? Простите, воды здесь нет. Разденьтесь, пожалуйста.
Он зажег керосиновую лампу и стал накалять на ней вязальную спицу:
— Инструменты стерилизуем — чтоб не занести инфекцию.
В дверь просунулся детина:
— К господину начальнику!
Николаев с неудовольствием поморщился:
— Мы прощаемся с вами ненадолго, дорогой… Возвращайтесь.
Начальник за столом ел землянику из блюдечка.
— Как тебе наша амбулатория? Ну, рассказывай…
И Гривцов с ужасом услышал свой голос, произнесший:
— Что вы хотите знать?
Начальник оживился:
— О, вот! Когда вас выбросили с самолета? Парашютисты? Или переходили фронт пешком?
Гривцов лихорадочно соображал. Тянуть время! Усыпить их бдительность! Дожить до ночи. Потом — бежать.
— Я все скажу, — произнес он, чувствуя себя уже предателем. Так вот как становятся предателями!..
— Говори. Парашютист? Ну!
— Завтра, — пробормотал Гривцов. — Все завтра скажу…
— Николае-ев!
— О ччерт. Парашютист!
— Когда выброшен?
— Восемь дней назад.
— Состав группы?
Гривцов вдруг представил, как карательный отряд ловит несуществующих парашютистов, прочесывает местность, а там — одна Катя, больная, беспомощная, и где-то здесь — группа, которая ее ждет, кольцо облавы сжимается вокруг нее…
— Пусть тебе цыганка нагадает состав группы, — с яростью сказал он и поднялся:
