Я воспользовался канавой рядом с домом, задумав применить древнюю стратагему, вернуться к традиции предков, охотников на мамонта, и устроить замаскированную яму, утыканную острыми деревянными кольями; мне пришлось зацементировать ее с одной стороны, расширить углубление и обозначить колючей проволокой нечто вроде коридора, чтобы у жертвы не было иного выбора, как только ринуться рогами вперед, уже заранее считая себя победителем, на жалкого, выдохшегося человечка – ошибаешься, дружок, сильно ошибаешься, эта ошибка будет стоить тебе жизни, я разговаривал сам с. собой, посмеиваясь под нос, я тебя сделаю, подонок, раскрою тебе брюхо отточенными, острыми мечами, ты будешь тихо подыхать, а я помочусь на твои раздувающиеся ноздри, чтобы помешать тебе испустить последний вздох; я забаррикадировал ворота на участке, чтобы он не застал меня врасплох, жирная туша дважды наносила мне визит, пытаясь выломать засов, тот, слава богу, выдержал, не волнуйся, дорогой, скоро я буду в полном твоем распоряжении. В первый раз за долгие месяцы, возможно, благодаря физическим упражнениям, а может, по какой-то другой, неизвестной мне причине, едва моя голова касалась подушки, как я со спокойной душой проваливался в глубокий сон, полный приятных, нежных сновидений, и спал до самого утра.
Наконец, спустя несколько дней, битва состоялась, закончив ловушку, я стал ждать, спокойный и нетерпеливый, когда противник соизволит явиться, колючка была снята, а ров хитроумно замаскирован комьями земли и травой. Над ней, в дополнение к дьявольскому механизму, я устроил турник, когда бешеный бычара нацелится на меня, мне нужно будет лишь повиснуть на перекладине, и эта дрянь, увлекаемая собственным весом, провалится в могилу.
Меня распирало от гордости за свою изобретательность.
Конечно, риск был, но это делало мне честь, у зверя оставался шанс, я вполне мог промахнуться, не ухватиться за турник и самым дурацким образом повиснуть у него на рогах, клянусь, в этом случае меня бы ничто не спасло.
На первый день враг не появился.
На второй тоже.
Ты ведешь войну нервов, мерзавец.
И вот, когда я как раз размышлял о том, что злодей, наверно, удрал, до меня донесся какой-то шум, я подскочил – совершенно замечтался, едва успел отбежать и занять позицию у рва, на поясе у меня был надежно закреплен меч из лезвия дисковой пилы, на меня мчался ураган.
[…] от тавромахии, служившей нам примером трагического искусства, целиком основанного на возможности ошибки и физической раны, мы пришли к эротике, средоточием которой является сама подобная рана, учитывая, что в акте любви как нельзя более ясно обнаруживается важнейшая роль полного разрыва плоти […]
