Вместе со слонами явилась целая банда, как будто нам не хватало своих. Хотя обитатели Шамбора были по большей части людьми грубыми и злыми, они все же чтили установленный порядок, в этом были заинтересованы все – ведь даже в недрах величайшей анархии должно царить некое подобие организации; но эти пришельцы вовсе не соблюдали правил, вели себя хуже некуда и, что самое ужасное, практически не встречая отпора со стороны короля. В голову даже закрадывалась мысль, уж не побаивается ли их Обсул, потому что он только помалкивал, выжидал, роняя время от времени: да нет, они симпатяги, просто им нужно поразвлечься, к тому же они нам привели слонов, и так до тех пор, покуда последняя капля не переполнила чашу терпения, снести такое было уже невозможно – негодяи напали на гарем и изнасиловали скопом всех королевских протеже.
– Что-о, – отреагировал Обсул, – напали на кого?
Мы как раз играли в шахматы с графом Сен-Жерменом и в окружении громадных карт Солони, Франции, Европы и остального мира – их развесил я – рассуждали о том, что станем делать с новыми землями, какую пользу можно из них извлечь, как ими нужно управлять, дипломатично, но твердо, и тут вбежал, весь в крови, один из охранников гарема и сообщил немыслимую новость.
Скольким городам, погрязшим в пороке, допустили мы до времени процветать! Но в конце концов возмездие наше посетило их.
В лице вновь прибывших мы получили целую толпу верующих, кругом обложившихся заветами и именами Аллаха, с кучей сур на все случаи жизни, но Обсул и здесь выжидал – по отношению к религии, во всяком случае к тому, что от нее осталось, он занимал позицию осторожного, предусмотрительного правителя, который щадит чужие чувства и, в меру обстоятельств, предпочитает плыть по течению. Сказать по правде, все эти аятоллы с их запретами и воздержанием говорили одно, а назавтра делали нечто совсем другое: нам показали видеосъемку заброшенного Аквабульвара,[36] на пленке было видно, как там развлекаются многие из наших дружков, джакузи были завалены экскрементами, горки разломаны, женщины позволяли себя насиловать, посреди остатков бассейна копошилась скотская оргия; а в Париже еще клёво, прокомментировал один из святош, знай пошевеливайся, и можно оторваться по полной, и всякий раз они по-детски выпендривались, с этим все время приходилось считаться; но когда Обсул узнал, как ужасно и низко обошлись с его нареченными, с его священными, дорогими девочками, которых никто не имел права тронуть пальцем, он первым делом отловил случившегося рядом имама и, рыча, размазал его по плитам залы, как раз у кровати, на которой якобы почивал сам Франциск I, а потом ринулся вперед, безудержно, как псих, и укокошил насильников одного за другим, крича, что у него украли женщин, его самую большую драгоценность, и многие варвары из первого лагеря присоединились к нему, истребляя весь этот сброд.
