— Прости, мой жестокий ангел, я больше не могу ждать. Я пришла, чтобы отдать тебе все, что смогу. Любовь уничтожила во мне добродетель.
Она пахла так, что мне жмуриться хотелось, как коту на сливки, и чуть ли не облизываться. Видимо, у меня это на лице отразилось изрядно, потому что она подобралась вплотную, облапала меня гаже некуда и бормочет:
— Ах, мой ледяной господин, я вижу, ты тоже меня хочешь…
Ну я ж не железный! Хотел, конечно. Она не пила ни капли спиртного, но умерла совершенно счастливой, а я даже часик подремал, перед тем, как уйти. Я очень хорошо согрелся, а она была на редкость вкусная. И я понял, по какому рецепту их лучше всего готовить.
С тех пор я где и как только не жил.
Сначала все было очень хорошо. Спокойно. Стадо, в общем и целом, тоже жило спокойно, разве что случались у них войнушки или, вот, чума. Но в принципе все шло как надо.
Я за стадом наблюдал, чтобы не выделяться. У них же это очень важно: тряпки, волосы, манера говорить. Я все время немного поправлял речь, чтобы говорить, как у людей принято именно в данный момент, а то мне как-то добыча сказала: «Ах, милый, «пленительно» — такое архаичное словечко!» Я рисовал, поменьше лепил, чуточку стихи писал. Увлекся физикой, но начало было слишком забавное, чтобы быть серьёзным. Очень любил музыку, но сам не освоил толком. Играю технично, но это дело тренировки — к живописи у меня талант, а к музыке нет. Одно время общался с милым человеком, он великолепно играл на флейте под фортепиано. Этот парень, флейтист, ко мне в замок приходил поболтать о том, о сем, и позаниматься музыкой — я тогда уже богат был и умел это все хорошенько оформить. Чтобы не шляться с места на место, жил в двух имениях по очереди; в каждом представлялся собственным сыном. Ну так вот, в одном замке я и принимал человека, пока у него не случился приступ идиотизма и он не полез ко мне руки целовать.
До сих пор иногда жалею. Он меня взбесил, я клыки показал, а флейтист, дурак, повел себя, как самая правильная пища: ужаснулся, восхитился и начал меня умолять, чтобы я его не гнал. Сам не понимаю, как это я его убил… случайно. Кажется, хотел успокоить, но от него слишком уж приятно пахло. Потом мне его здорово не хватало, когда музыки хотелось.
Иногда у меня бывали женщины надолго. Обычно месяца хватало, реже — двух. Я их научился выдерживать, как вино: чтобы она знала, трепетала, восхищалась и хотела меня заполучить со страшной силой. Порой попадались отличные экземпляры. Я себе сделал портретную галерею под девизом «Мои лучшие трофеи». Люди так головы над камином вешают, но я считал, что головы — это глупо и отвратительно. Я вообще брезгую мертвечиной.
