— О, — говорю, — Мелисса, мое сокровище, мой бесценный друг, я не могу ввергнуть твою чистую душу в бездну адову! — и делаю страдающе-очарованную мину. — Ты не знаешь — там холод и мгла. Тебе придется пройти через смерть и бродить со мной во мраке, питаясь кровью. Я не вынесу вида твоих страданий!
Она прослезилась.
— Ах, Эльфлауэр, — говорит, — ты так благороден! Это так прекрасно! Но я прошу тебя, мой темный ангел, попробуй это принять. Я буду твоей хранительницей, ни одна живая душа не узнает о том, что ты получил приют под моей крышей — а когда мы окончательно поймем друг друга, ты сделаешь меня своей вечной возлюбленной.
Я сидел, слушал и поражался. Меня так впервые в жизни решили прибрать к рукам. До сих пор я думал, что предел — это епископ, но его я все-таки спровоцировал, а тут никаких провокаций, чистая, ничем не замутненная жадность, помноженная на инстинкт и еще усиленная страхом.
Но пахла она, надо сказать, прекрасно. В ней не кровь текла, а отменный коктейль из адреналина с эндорфинами, а я уже с неделю не охотился. Не то, что был нестерпимо голоден, конечно, но кушать уже здорово хотелось, я сидел и сглатывал. Только одно останавливало: жить все-таки привык уютно, чтобы сидеть у камина, спать на мягком и рисовать при хорошем свете. И я сдержался.
И согласился.
Я прожил у нее целый месяц, сравнительно неплохо. Она похудела от чувств, глаза у нее увеличились и светились по-кошачьи, а от ее аромата я ходил, пошатываясь. Сам просил ее фиалковой водой побрызгаться. Мои случайные девки, которыми я осторожно, от случая к случаю, питался, вообще в счет не шли. К концу этого месяца я стал похож на пса, которого кормят овсяной бурдой, а рядом всегда лежит свежий кусок мяса с мозговой костью. Так что я, наверное, тоже отощал и ходил с горящими глазами.
Мелисса думала, что я в нее безумно влюблен — и кто бы это оспорил? Она даже дневник вела, как я потом узнал. «Он готов пожертвовать для меня всем и считает меня своей Единственной». Почерк с гадкими манерными завитушками.
Я за этот месяц написал ее портрет. Удачно. В то время в стаде было очень модно рисовать всевозможную шикарную пищу: фрукты, окорока, рыбу, пироги какие-нибудь — так я вполне и отличился по тогдашней моде. По этому портрету и у людей слюни текли, помнится. Когда тобой движет страсть, работа получается хорошо.
Но однажды ночью, когда погода стояла скверная, гроза с ливнем, и на улицах, в особенности — на тех, где моя добыча паслась, набралось грязи по колено, я остался дома. И Мелисса пришла ко мне в комнату. Я спал в отличной комнатушке на чердаке, так, чтобы в непредвиденном случае выбраться на крышу и смыться. А она вдруг пришла ко мне на чердак, и говорит:
