) доводу на них на то не вчинил», что они «здавна» выполняли в пользу наместников вышеуказанные повинности. «И тыи сотники о том слалися на бояр бранских и на всю волость Бранскую, штож то им новина, а здавна того не бывало», а наместник ни на кого не сослался — в результате Радзивилл признал сотников правыми, о чем и доложил господарю. Тот, однако, дополнительно еще запросил киевского воеводу кн. Дмитрия Путятича, десять лет назад бывшего брянским наместником: кн. Путятич сообщил, что при нем наместнику давали подводы, когда он ездил по волости, — но сотники это свидетельство отвели: «они мовили, штож и князь Дмитрей то был им новину увел», а «здавна» они того не делали. Окончательный приговор великого князя гласил: «коли то им новина», «не надобе» им указанные повинности выполнять, «бо мы никому новины не вводим, а старины не рушаєм»
[712].
Процитированный документ интересен во многих отношениях. Во-первых, здесь ярко проявляется приверженность жителей «старине», неприятие любых нововведений (на этой важной особенности средневекового правосознания мы подробнее остановимся ниже). Во-вторых, в этом конфликте сотники выглядят как представители, защитники интересов местного населения и как самостоятельная по отношению к наместнику управленческая структура, подотчетная непосредственно господарю. Из другого акта известно, что брянские сотники (как и их торопецкие «коллеги»[713]) занимались раскладкой («розметом») податей и повинностей[714]. Этот институт, известный не только Брянску и Торопцу, но и Путивлю[715], и вообще русским землям Великого княжества Литовского[716], имел двойственную природу: в ряде случаев сотники (или «соцкие») выступают как представители местного населения — мещанского (как в приведенном выше эпизоде с торопецкими соцкими, ок. 1498 г.) или волостного (как брянские сотники в конфликте с наместником, 1499 г.), но в то же время они пеклись об интересах господарской казны.
Наконец, анализируемая правая грамота брянским сотникам 1499 г. являет собой еще один пример (в дальнейшем мы встретимся не с одним подобным случаем) успешной защиты населением своих прав, своей «старины», покровителями которой объявляли себя великие князья литовские. Стало быть, у горожан и волощан даже отдаленных пограничных земель была возможность в рамках политической и правовой системы Великого княжества эффективно отстаивать свои права.
Итак, среди великокняжеских городов приграничной полосы наблюдалось значительное разнообразие в статусе: если расположить их в порядке возрастания активности горожан, относительной самостоятельности по отношению к местной администрации и настойчивости в отстаивании своих прав, то получится такая последовательность: сначала — Радогощь, Любуцк, Рыльск, где вообще городская община почти не подает признаков жизни; затем — Дорогобуж, Мценск, Путивль, где по крайней мере можно заметить какую-то активность местного боярства (но не других слоев населения!); наконец — Торопец и Брянск: здесь и мещанское и волостное население проявляет активность и сплоченность.
