Все произошло из-за маленькой искры. Из-за маленького щелчка зажигалки в моей руке.
Я не смог остановиться.
Следующим был дом. Это произошло летом, в шесть часов вечера. Я решил, что если кто-нибудь вдруг учуял бы запах дыма, он мог бы подумать, что кто-то делает барбекю, и в этом случае у меня была бы уйма времени, чтобы убраться оттуда. Я взял тряпки, пропитанные керосином, и зажигалку, которую когда-то стащил со стола в кабинете директора моей школы: желтого цвета, со смайликами.
Я сразу же понял, что это было ошибкой. Дом занялся в считанные секунды. Пламя просто…поглотило его. Дым закрыл солнце, и воздух стал плавиться от жара. Запах стоял ужасный. Должно быть, в доме были дохлые животные, мыши и еноты. Я даже не подумал проверить.
Но хуже всего был шум. Он был громче, гораздо громче, чем я ожидал. Я слышал, как древесина трескается, раскалывается на части, слышал, как каждая щепка трещит и лопается, превращаясь в пепел. Будто дом заходился от крика. Но странное дело – когда крыша рухнула, она рухнула беззвучно. Или я уже просто был не в состоянии слышать; мои легкие были полны дыма, и моя голова раскалывалась, и я бежал так быстро, как только мог. Я вызвал пожарных, позвонив из старой телефонной будки и изменив голос. Я не стал дожидаться их приезда.
Им удалось спасти амбар, по крайней мере. Я обнаружил это потом. Даже ходил туда на пару вечеринок, годы спустя, в те ночи, когда больше не мог выносить всего этого: притворства, секретов, сидения без дела и ожидания новых указаний.
Однажды я даже увидел ее там.
Но каждый раз, возвращаясь мыслями к тому времени, я не мог не вспоминать огонь – и то, как он быстро покрывал небо; звук дома, звук чего-то, превращающегося в ничто.
Вот на что было похоже мое пробуждение в Крипте. Больше не мертвец. Но без нее.
Словно сгорающий заживо.
Мне нечего рассказать о месяцах пребывания там. Попробуйте себе представить, затем вообразите кое-что похуже, и, наконец, бросьте эту затею, потому что вы не сможете понять.
Вы думаете, что хотите узнать, но на самом деле это не так.
Никто не думал, что я выживу, поэтому для охранников это было чем-то вроде игры: посмотреть, сколько еще я протяну. Один парень, Роман, был хуже всех. Настоящий урод – полные губы, глаза стеклянные, как у мороженой рыбы из магазина – и злой как черт. Ему нравилось тушить сигареты о мой язык. Резать лезвиями внутреннюю сторону моих век. Каждый раз, моргая, я ощущал такую боль, словно мои глаза взрывались. Я лежал ночами без сна, представляя, как мои руки сжимаются вокруг его горла, как я медленно его убиваю.
