Ильгиз недавно стал появляться в Апраксином — здесь заправляли, как любил он говорить, очень взрослые мужчины с четкой иерархией и отлаженной структурой. Ильгиз же был одиночкой — сильным, наглым и жадным, но, кажется, ему удалось выговорить себе какую-то малую долю участия в большом общем деле.
Он имел отношение к поставке товара, турецких шмоток, на рынок и постепенно вытеснял мелких разрозненных челноков — большие оптовые партии были дешевле и удобнее, продавали их свои, вернее, их, «взрослых мужчин», парни, а Ильгизу была строго-настрого запрещена всяческая самодеятельность в виде изменения ассортимента в сторону оружия и наркотиков. Какое-то время поработав, так сказать, честно, Ильгиз увидел, несмотря на все разговоры о контроле, общаке, честном слове и других понятиях, мало имевших отношения к реальной жизни, — воровали, приворовывали и тащили на себя практически все. Меру этого приватного бизнеса тоже знали все, и большая часть прибыли все же шла по назначению — тот самый общак, вклады в развитие предприятий, взятки, зарплата, ну и, естественно, дивиденды хозяевам дела.
Ильгизу быстро наскучило заниматься бухгалтерией — хоть и в самом зачаточном виде, но тем не менее, — он любил живую работу, движение и наличные деньги. Быстро поняв, что хваленая питерская организованная преступность организована только на страницах газет, а на деле — в частности, на рынке — вид имеет по-прежнему диковатый и разобщенный, он стал потихоньку отпускать тормоза и внедрять параллельные способы заработка. Запугать нескольких лохов-продавцов, вроде того же Коляна, труда никакого не составило — он обработал их всех за двадцать минут, пригласив в одну из облюбованных им чебуречных, — продавцы с кислыми лицами выслушали его короткое предложение, помялись, посомневались, заговорив было о своих прежних хозяевах, но Ильгиз быстренько разрешил все их сомнения, заверив, что кому надо — тот в курсе и, если им мало его защиты, пусть идут в ОМОН, а потом уже он с ними будет говорить по-другому.
Дело закрутилось — да Ильгиз, впрочем, в этом и не сомневался, он всегда верил только в силу своих кулаков и все, чем он обладал в свои тридцать пять лет, поимел лишь благодаря им. Коллеги по работе причисляли его к разряду «отмороженных»: Ильгиз был абсолютно непредсказуем, переговоры с ним в большинстве случаев заканчивались кровопролитием и в большинстве же случаев в его пользу.
— Слушай, сейчас к Саньку заедем, возьмем его с бабками, телок возьмем и на природу, да? — Он говорил почти не поворачивая головы, но идущий сзади Шланг все хорошо слышал.
