За въезд в город потребовали несколько монет. Этьен хотел было возмутиться — не торговцы же они какие-нибудь, один — благородный господин, который разъезжает где ему вздумается, а второй вообще, можно сказать, на родину возвращается… Но Кретьен, не желавший ни с кем разбираться, быстро заплатил за себя и друга, и невыспавшийся охранник хмуро распахнул перед ними одну створу ворот.
— Зря ты ему дал денег, не надо было, — заметил Этьен, — я бы с ним разобрался…
Трувор только плечами пожал. Он почему-то жутко волновался.
Вот в замок их пустили беспрепятственно. Этьену стоило только назвать волшебное имя Оливье — и тут же на него выскочил кто-то знакомый, какие-то молодые люди, которые его облапили и, смеясь, куда-то увели. Кретьена оставили сидеть в квадратной малой зале на первом этаже, наслаждаться полумраком после яркого солнца. Он и сидел, размышляя, совсем ли Этьен про него позабыл или через год-другой все же вспомнит, что был у него такой приятель… Попросить, что ли, вина? Но, как назло, ни одного слуги поблизости не видно… Или отправиться искать хозяина замка, расспросить его про Аймерика? Вот кого хотелось бы отыскать! Может, он где-то поблизости?.. Что же, раз уж Этьен — такая свинья и его подло бросил, он тоже может заняться своими делами. Вот старого друга разыскать, например.
Он вышел в галерею, опоясывающую весь главный фасад здания, и поспешил вдоль больших светлых окон, — шагая из света в тень, по квадратам солнца. Дверей на задней стене галереи было много, Кретьен наугад толкнул первую попавшуюся — и оказался на лестнице.
Не желая вламываться ни в чью комнату незваным, Кретьен пошел вдоль дверей, по коридору, увешанному неразличимыми в полумраке гобеленами. Дневной свет сюда почти не заглядывал, а ночной зажигали только по ночам. Трувор надеялся на удачную встречу — и недаром. Из одного покоя, едва не сбив его с ног, стремительно выскочил некто — и возопил радостно: «Эн Кретьен!»
Самое обидное, что Кретьену его лицо ничего не говорило. Высокий, широкоплечий рыцарь лет сорока — сорока пяти. Широкое, приятное лицо, с серовато-русой узкой бородкой, но хоть убей — не вспомнить, как этого сира зовут. Поэт уже открыл было рот, чтобы вопросить, с кем он имеет честь беседовать, но тот стремительно втащил его в комнату, из которой только что выскочил сам, и по роскошеству спальни с огромным камином, скамьями с подушками для сиденья вдоль стен, огромным канделябром с восковыми свечьми — Кретьен понял, что имеет дело по меньшей мере с родственником владельца замка.
