, король Луи некогда ринулся в Витри с огнем и мечом — желая решить династические споры меж ее сестрою и племянницей шампанского графа…
Вечером мессир Анри, простая душа, равнодушная к женским прелестям, смеясь, вопросил своего слугу, чего это он так пялился на королеву.
— Уж не задумал ли ты влюбиться, а? — хохотал он, хмельной и довольный всем белым светом, протягивая Алену ногу, дабы тот стянул с нее порядком запылившийся сапог.
— Ну что вы, мессир, — уклончиво ответил тот, пряча глаза и не желая ни с кем делиться сокровенным теплом, которое сегодня впервые шевельнулось у него в груди. — Как бы я посмел, мессир?..
— А что, госпожа наша Алиенора и впрямь лучше всех! — продолжал подзуживать слугу графский сын, пока тот стаскивал с господина ярко-желтые шерстяные чулки. — Только вот незадача — она уже замужем. За королем.
Ален слегка вздрогнул — это обстоятельство он как-то упустил из виду. Хотя чувства, которые он сегодня испытал к Алиеноре, были так же далеки от влюбленности, насколько различны любовь к стихам и любовь к какой-нибудь вкусной пище, все же вторжение государя в эту историю явно казалось излишним. Возвышенная красота юной дамы глубоко тронула его, но то, что эта дама — супруга Луи Седьмого, человека, пробуждавшего в Алене самые сильные чувства, слегка отравило его романтический настрой. О короле он предпочитал не думать, потому что эти мысли причиняли только безнадежную боль.
— А вот король наш, — голос Анри дрогнул от горячей любви и восхищения, — государь наш воистину всех превосходит!.. Эта лисица Мануил рядом с ним, прости Господи, как собака в сравненье со львом!.. Ты знаешь, — влюбленную речь Анри на миг прервал молодой здоровый зевок, — ты знаешь, что он венгерцам сказал, ну помнишь, послы приходили, междоусобица у них и все такое, — Ален, наихристианнейший сеньор наш им так и говорит… «Дом, мол, королевский есть храм, а подножие ног его — алтарь». Вот так-то, парень, а ты говоришь — Мануил… (Ни слова о Мануиле, кстати, Аленом сказано отродясь не было). Не люблю я, признаться, этих греков, писарей несчастных — уж очень они много улыбаются!.. Так и кажется, что под своими подрясниками прячут гадость какую-нибудь, кинжал отравленный или еще что. Не пойму, с чего это наш наихристианнейший с ними так обнимается. Хотя, в общем, он всегда прав, да и турнир был сегодня отличный… Ален, это брось вон туда. И загаси лампу, когда уходить будешь, да не забудь про кольчугу… — и через минуту Анри уже спал, широко раскинувшись на огромной кровати. На радость Алену, вконец взмокшему от разговоров о короле. Наутро мессир Анри забыл, чем же это он так удачно дразнил вчера своего трувора, — и слава Богу.
